А.Токарев г.Йошкар-Ола, Марий Эл
КАК ЩУКА МУЖИКА БАГОРИКА ЛИШИЛА
Март был на исходе. Закаты пылали на синем насте, который в полдень становился буквально снеговой хлябью-кашей. Но к ночи наст снова обретал прочность и шуршал ледяной крошкой под ногами.
Теплый ветер летел вдоль проток, раскачивая тонкоствольный березняк на островах. Поверху летели и облака, изредка нагоняя тень на ослепительно яркий лед. С проталин на берегах пахло жухлой оттаявшей травой.
Мы с отцом сидели посреди широкой протоки и, щурясь от солнца, ловили некрупную сорогу. Поодаль были расставлены настороженные жерлицы.
- Так ты говоришь, из руки вывернула, у тебя, у мужика-то, - насмешничал отец, продолжая начатый разговор. Он не верил моему рассказу о том, как однажды на соседней протоке, рядом с Вороньим островом, крупная щука провернула и выбила у меня из ладони багорик, оборвала леску и ушла.
- Руки совсем тогда замерзли. Мороз крутой был, да с ветром. А рукоятка у багорика обледенела, вертелась, словно смазанная, - оправдывался я.
- Ха-ха-ха! - раскатывалось надо льдом, пугая ворон, подбиравшихся поперек сухими березовыми обрубками, закатали под них пару бревен-плавунов. Получилось что-то вроде нар, окруженных снеговыми стенами. У входа в ямину, напротив нар, сложили костер-нодью из трех бревен.
Поначалу едкий дым ползал вдоль стен, не желая уходить, но когда огонь стал давать ровный жар, а первые дрова превратились в угли, костер перестал дымить и монотонно загудел.
Усталость дала о себе знать лишь сейчас, когда за весь день впервые поели горячей ухи и прилегли, молча глядя в звездное небо.
Проснулись мы на рассвете от шелеста первого весеннего дождя. Костер прогорел еще ночью, и теперь нас, промокших под дождем, трясло как в ознобе.
- П-п-одай топор! - отец нарубил старой ольхи из запаса на ночь. Я запалил бересту и подбросил мелкого сушняка.
Рассвет занимался в сыром терпком тумане. Мы развели костер, похожий на пожар, и от нас повалил пар.
Обсохнув, попили чаю и пошли к жерлицам. Флажок одной из них был поднят, около него суетилась ворона, заинтересованно поклевывая обвисшую сырую ткань.
“Эта воровка, наверное, сдернула”, - подумал я, хватаясь за леску.
Но нет - я выпутал из коряг крупного налима, удивительно пятнистого и яркого, как экзотическая змея. Где же он взял эти тропические краски, когда кругом по дну можно увидеть лишь прелые черные топляки?
Сработавших жерлиц больше не было, и я ушел ловить сорожку и окунишек. Долго забавляться мелочью не пришлось - со стороны жерлиц послышались крики:
- Баго-ор! Са-анька!.. Баго-ор!
“Чего надрываться-то, - подумал я с досадой. - У самого багор есть”.
- Са-а-анька!
Схватив багорик, я побежал на помощь.
Отец топтался у лунки, то отпуская, то подтягивая леску:
- Подбагривай! Здоровая!
- Где твой-то?..
- Утопила, стерва!
Я завел багор в лунку и там, под нижней кромкой льда, зацепил что-то крупное, невероятно сильное и упрямое. Руку повернуло на излом, но я подтянул эту рвущуюся тяжесть и попытался завести в лунку. Тщетно! Уперлась, встала враспор.
Держа добычу на багорике, я осторожно отчерпнул рукой ледяное крошево и заглянул в лунку, но вместо золотистого рыла щуки увидел что-то розовое. Да это же ее раскрытая пасть! А я, словно заправский дантист, заглядываю щуке в глотку. Осталось только пересчитать ее зубы и осведомиться: “Ну-с, где у вас болит, сударыня?”
Отец пробурил еще одну лунку, вплотную к той, где сидела щука, потом перерубил пешней перемычку и, видимо, попал по рыбине - это передалось по багорику. С усилием, словно поршень из цилиндра, щука медленно поднималась в лунке, шла из-подо льда, выдавливая на поверхность воду, в которой золотились крупные икринки.
Вот, наконец, показалась большая щучья голова, бугристый загривок... На ноздреватом вытаявшем льду словно загорелось солнышко. В унылом свете пасмурного дня щука была фантастически ярка. Обычно темные, сейчас плавники и хвост краснели, словно цветы на снегу. И брюхо не желто-белое, как обычно, а розовое. Казалось, что и лед начал отливать нежно-розовым светом.
Щука казалась короткой и неимоверно толстой, чуть ли не в полдлины (по точным измерениям, сделанным впоследствии, длина ее оказалась 105 см, а вес - 16,2 кг). Она тяжело ворочалась на льду, а мы стояли и молча смотрели на нее.
— С пуд будет, — сказал отец.
- Здоровая, - поддакнул я. - Кстати, пап, как же рыба багор смогла выбить... у мужика-то?
|