ГЛАВА XI,
  в которой Врунгель расстается со своим кораблем и со своим старшим помощником

 Оглушенный и ослепленный, я не сразу пришел в себя. Потом очнулся, смотрю — пол-острова вместе с яхтой как не бывало. Только пар идет. Кругом бушуют ветры, носится клочьями туман, море кипит, и вареные рыбки плавают. Не выдержал раскаленный гранит быстрого охлаждения, треснул и разлетелся. Лом, бедняга, видимо, погиб в катастрофе, и судно погибло. Словом, конец мечтам. А Фукс — тот выкрутился. Смотрю, вцепился в какую-то доску и кружится на ней в водовороте.
   Ну, тут, знаете, и я — раз-раз саженками! — подплыл к подходящей дощечке, улегся и жду. Потом море несколько утихло, и ветер спал. Мы с Фуксом понабрали вареной рыбы до полного груза, сколько доски выдержали, сблизились друг с другом и отдались на волю стихии. Я свернулся калачиком на доске, ноги и руки подобрал, лежу. И Фукс так же устроился. Плывем рядышком по воле волн в неизвестном направлении, перекликаемся:
   — Хау ду ю ду, Фукс? Как у вас?
   — Олл райт, Христофор Бонифатьевич! Все в порядке!
   В порядке-то в порядке, но все-таки, доложу вам, печальное это было плавание. Холодно, голодно и тревожно. Во-первых, неизвестно, куда вынесет, да и вынесет ли куда? А во-вторых, тут и акулы могут быть, так что лежи на доске, не двигайся. А начнешь маневрировать — привлечешь внимание хищников. Налетят — и не заметишь, как руки или ноги не досчитаешься.
   Да. Ну, плывем так в праздности и в унынии. День плывем, два плывем... Потом я со счету сбился. Календаря с собой не было, и мы с Фуксом для контроля каждый отдельно дни считали, а по утрам сверялись друг с другом.
   И вот однажды в ясную ночь Фукс спал, а я, удрученный бессонницей, решил провести наблюдения. Конечно, без приборов, без таблиц степень точности такого определения весьма относительна, но одно мне удалось установить безусловно: как раз в эту ночь мы пересекли линию дат.
   Вы, наверное, слыхали, молодой человек, что море в этом месте ничего особенного не представляет и самую линию увидеть можно только на карте. Но для удобства плавания как раз тут проделывают некоторые фокусы с календарем: при плавании с запада на восток два дня считают тем же числом, а при плавании с востока на запад проделывают обратное действие — один день вовсе пропускают и вместо «завтра» считают сразу «послезавтра».
   И вот утром я бужу Фукса и после взаимных приветствий говорю ему:
   — Вы имейте в виду, Фукс, что у нас сегодня — завтра.
   Он на меня глаза вытаращил. Не соглашается.
   — Что вы,— говорит,— Христофор Бонифатьевич! В чем, в чем, а в арифметике вы меня не собьете.
   Ну, я попытался объяснить ему.
   — Видите ли,— говорю,— арифметика тут ни при чем. В плавании следует руководствоваться астрономией. Вы вот ночь спали, а я тем временем по Рыбам произвел определение.
   — Я,— кричит Фукс,— тоже при помощи гастрономии, по рыбам! Вчера у меня три рыбы было, а сегодня одна рыбина и хвост... А у меня паек точный: полторы рыбы в день.
   Ну, вижу, явное недоразумение. Я имел в виду созвездие Рыб, а Фукс не расслышал половины и по-своему понял. Я попытался ему объяснить.
   — Вот,— кричу,— Фукс! Смотрите: что у вас прямо над головой?
   — Шляпа.
   — Да не шляпа,— говорю.— Сам вы шляпа! Зенит у вас над головой.
   — Ничего у меня не звенит! — кричит Фукс.— А у вас если звенит, так это бывает от голода.
   — Ладно,— говорю,— под вами что?
   — Подо мной доска.
   — Да нет,— говорю я,— не доска, надир...
   — Нет, моя гладкая...
   Словом, вижу, так ничего не выйдет. Ладно, думаю, дай я с другой стороны подойду к вопросу.
   — Фукс,— кричу,— как, по-вашему, какова приблизительно широта нашего места?
   Другой бы, более просвещенный в науках слушатель прикинул бы на глазок, определил бы широту по счислению: ну, сказал бы там: сорок пять градусов зюйд... А Фукс четвертями измерил свою доску:
   — Сантиметров сорок пять будет!
   Словом, я понял: ничего из моих лекций не выйдет. Обстановка не та. Да и не до лекций, признаться. Ну, и, чтобы не возбуждать бесцельных споров, я приказал совсем прекратить счет дней. Если вынесет куда, спасемся, так нам скажут и день и число, а здесь, в море, по существу, безразлично, когда тобой акула полакомится: вчера или послезавтра, третьего числа или шестого.
   Словом, долго ли, коротко ли, как говорится, плыли мы, плыли, и вот однажды я просыпаюсь, гляжу — земля на горизонте. По очертаниям — будто Сандвичевы острова. К вечеру подошли поближе, так и есть: Гавайи.
   Удачно, знаете. Прекрасное это местечко. В старину, правда, здесь было не очень спокойно: кто-то кого-то тут ел. Капитана Кука вот съели...
   Ну, а теперь-то давно уж туземцы вымерли, белым есть некого, а белых есть некому, так что тихо. А в остальном здесь рай земной: богатая растительность, ананасы, бананы, пальмы. А главное — пляж Уайкики. Со всего мира туда собираются купальщики. Там прибой замечательный. На его волнах местные жители, стоя на досках, катались.
   Конечно, это тоже когда-то было... Но все- таки, знаете, молодцы: стоя! А мы что? Лежим, барахтаемся, как котята. Мне даже неловко стало. И вот я выпрямился во весь рост, руки, расставил, и представьте — удержался. Отлично удержался!
   Тогда и Фукс на своей доске встал. Держится за шляпу, чтобы не слетела, балансирует. И вот этаким манером, наподобие морских полубогов, мы несемся в бурунах, в брызгах пены. Берег ближе, ближе, вот волна лопнула, рассыпалась, а мы, как на салазках, так и выкатились на пляж.