ГЛАВА VII,
  О методах астрономических определений, о военной хитрости и двух значениях слова «фараон»

  В Атлантическом океане у нас было одно незначительное событие, о котором, собственно, и рассказывать не стоило бы. Но для сохранения истины я и о нем не скрою.
   Вы знаете, конечно, что в открытом море, вдали от видимых берегов, судоводитель определяет свой путь по небесным светилам и по хронометру. Светила — это Солнце, Луна, планеты и неподвижные звезды. Они нам даны, так сказать, самой природой. Ну, а хронометр — это другое дело. Хронометр — это плод упорных трудов многих поколений человечества, и, как показывает само название, служит он для измерения времени.
   Сложное это дело — измерение времени. Вот на Западе, в той же Англии, к примеру, до сих пор еще академики спорят: есть оно, время-то, или нет его совсем, а только кажется, что есть. А если нет, то и измерять вроде нечего, да и не к чему. А по-моему, тут дело ясное: раз на такие споры хватает времени, значит, есть оно, и даже в избытке. А вот насчет измерения — согласен, трудный это вопрос. И не сразу, конечно, достигли тут должного совершенства.
   В былые годы для этой цели пользовались песочными склянками. Затем появились ходики, будильники, карманные часы.
   По будильникам в наше время не плавают — считают, что это не точно, а по-моему, на худой конец и будильник сойдет.
   Вот мой тезка Колумб совсем без часов плавал, однако открыл Америку.
   Ну, ходики, я согласен, на судне употреблять неудобно: там, знаете, нужно подвешивать к гирям подковы, кирпичи, утюги... А ну, как шторм поднимется? Тут к ним и не подступишься. А будильник... отчего же!
   Но раз уж не принято по будильникам плавать — ничего не поделаешь. И я, когда готовил поход, специально приобрел прекрасный ручной хронометр.
   Приобрел и положил в каюте. Пользоваться им не приходилось: шли все время вблизи берегов. А тут хочешь не хочешь — надо определяться. Ну, спускаюсь в каюту, достаю свой хронометр и обнаруживаю странную перемену в его характере: был прибор, как я говорил, ручной, а тут, знаете, полежал без присмотра, без ухода и одичал совершенно, черт знает что показывает: солнце всходит, а на нем полдень, солнце на полдень, а на нем шесть часов... Уж я его и стучал, и тряс, и крутил — ничего не помогло.
   Вижу, скверное положение: идем, куда — неизвестно. Так, знаете, и заблудиться недолго.
   Но тут спасение пришло само собой, и пришло оттуда, откуда я его совершенно не ждал.
   Мы, когда были в Англии, хорошенько запаслись продовольствием. Взяли сухих продуктов, консервов, живность. Между прочим, был у нас ящик кур из Гринвича.
   Да. Ну, конечно, в пути мы их поели, и к тому времени в ящике только и осталось два молодых петушка — черный и белый.
   И вот я стою с секстантом в руке, размышляю о методах астрономических наблюдений, вдруг, понимаете, оба мои петушка хором:
   — Кукареку!..
   Я моментально сделал наблюдение: ну, дальше уж нетрудно сообразить: раз гринвичские петушки запели, значит, сейчас в Гринвиче рассвет, солнце встает. Вот вам и точное время. А зная время, и определиться нетрудно. Да-с.
   Я, однако, сделал и проверку: вечером снова вышел с секстантом, и ровно в полночь по Гринвичу мои петушки опять дуэтом:
   — Кукареку!
   Так можно бы и дальше по петушкам плавать, но тут я еще и другой способ нашел.
   Замечательный способ! Я даже думаю как-нибудь на досуге диссертацию написать на эту тему и обогатить таким образом науку.
   Вкратце способ сводится к следующему: вы берете часы, какие угодно, хоть стенные, хоть башенные, можно даже игрушечные, все равно. Лишь бы у них были стрелки и циферблат. Причем вовсе не обязательно, чтобы стрелки двигались: напротив, совершенно необходимо, чтобы они не двигались. Пусть стоят. И вот, допустим, они показывают, как мой хронометр, ровно двенадцать часов. Отлично! Конечно, в течение большей части суток пользоваться таким хронометром не придется, но это, знаете, и ни к чему, излишняя роскошь: зато два раза в сутки — в полдень и в полночь — ваш хронометр совершенно точно покажет время. Тут только нужно не пропустить момента, когда посмотреть, а это уж зависит от личных способностей наблюдателя.
   Вот таким образом я вновь приручил свой хронометр, и как раз вовремя.
   Запасы у нас совсем истощились, консервы надоели, и нужно было подумать не об определении места судна, а об определении на жаркое наших петушков.
   Но тут новая неприятность: встал вопрос о том, с которого начинать. Уж очень, знаете, дружные были петушки. Черного зажарить — белый скучать будет, белого зажарить — черный заскучает...
   Я размышлял над решением этой проблемы, серьезно размышлял, но так и не пришел к должным выводам. Ну, думаю: «Ум хорошо, а два лучше». Создал комиссию: я и Фукс.
   Снова со всех сторон обсудили этот вопрос, но тоже, знаете, безрезультатно. Так и не смогли найти конструктивного решения. Пришлось расширить комиссию. Кооптировали Лома. Назначили заседание. Я изложил сущность дела, познакомил собрание с историей вопроса, поднял, так сказать, материал... И не зря. Лом неожиданно такую трезвость взглядов и находчивость проявил в этом деле, что сразу все, как говорится, встало на свои места.
   Он и минуты не думал. Так, знаете, не колеблясь, прямо и говорит:
   — Режьте черного.
   — Позвольте, — говорим мы, — ведь белый скучать будет!
   — А черт с ним, пусть скучает! — возражает Лом — Нам-то какое дело?
   И, знаете, пришлось согласиться. Так и сделали. И, должен прямо сказать, Лом не ошибся. Петушок оказался прекрасный, жирный, мягкий — мы просто пальчики облизывали, пока его ели. Впрочем, и второй был не хуже.
   Вот так, знаете, благополучно, не торопясь бы обогнули Бретань и вступили в Бискайский залив.
   Бискайский залив, как известно, прославился бурями, и недаром.
   Не скрою, я испытывал некоторую тревогу, пересекая его, но мне повезло в тот раз. Прошел, как по зеркалу, и дальше все было благополучно, до тех пор пока мы не вошли в Гибралтар. Но тут, в Гибралтаре, попали в историю. Идем не спеша, гоним селедок, любуемся видами неприступных гор. С английской крепости, как полагается, нас запросили:
   — Уот шип? Что за корабль?
   Ну, я ответил:
   — Яхта «Беда», капитан Врунгель.
   Продвигаюсь дальше, и тут на пороге Средиземного моря началось: что-то свистнуло, ухнуло. Я вижу — в парусе дырка в полметра, кругом огонь, вода с грохотом вздымается в небо, а справа, наперерез нам, несется эскадра. Ну, я сразу понял: пираты неизвестной национальности.
   Вот, я вижу, вы улыбаетесь. А зря, молодой человек. Вы думаете, что только в старинных романах пираты остались? Ошибаетесь, дорогой. Пиратов и сейчас хватает на свете. Только в былые-то годы, лет двести назад, пираты, когда на дело шли, свой флаг поднимали. А в наши дни флаги пиратские припрятали в сундуки, а приемы пиратские из всех сундуков повытащили. Вон почитайте газеты: там самолет угнали, там корабль захватили, заложников взяли, выкуп требуют. Ну, а в то время до самолетов еще не добрались, а на море кое-где шкодили, а кое-где и бесчинствовали.
   Словом, я вижу, положение трудное: бой принимать нельзя. При встрече с превосходящими силами противника морская тактика рекомендует уйти с линии баталии.
   А куда уйдешь? Ветер слабый, и парус с дырой, работает вполсилы...
   Тут, знаете, выход один: применять военную хитрость.
   — Закуривай, ребята!— крикнул я бодрым голосом и достал свой кисет.
   Экипаж у меня некурящий, но тут, в напряженной обстановке боя, Лом и Фукс не посмели ослушаться — свернули козьи ножки и принялись дымить.
   Я тоже раздул свое кадило, и не прошло трех минут, дымовая завеса плотной стеной скрыла нас от глаз противника.
   Согласитесь: ловко придумано! Но это еще не все.
   Это, батенька, только начало.
   Ну, скрылись — хорошо. Но ведь завесу-то нашу все равно сдует ветром. Что тогда делать? Я, знаете, подумал и решился.
   — Паруса долой, экипажу укрыться в жилых помещениях! — скомандовал я.
   Лом с Фуксом забрались в каюту, задраили все люки, наскоро, кое-как законопатили щели, а я собрал весь груз, потяжелее, связал и на блоке поднял на мачту. Центр тяжести, понятно, переместился кверху, груз перевесил, судно потеряло устойчивость, завалилось на левый борт, и «Беда» опрокинулась кверху дном.
   Я, конечно, оказался в воде, но сейчас же вылез, лег на корме и жду. Тут нашу завесу снесло, и пиратская эскадра в полном составе обнаружилась на расстоянии ста саженей.

   Наступил, так сказать, решительный момент боя. «Ну,— думаю,— пан или пропал». Выставил под килем свою трубку, а сам гляжу одним глазом. И вот вижу, с флагманского судна эскадры нас заметили, семафорят открытым текстом:
   «Метким огнем нашей артиллерии противник уничтожен. Приказываю отступить на исходные позиции, ибо в районе действия флота обнаружена бригада подводных лодок новейшей конструкции. Адмирал дон Канальо».
   Едва там разобрали сигнал, пиратские корабли бросились врассыпную, как цыплята от коршуна. Да и понятно, знаете: «Беда» даже в столь неестественном состоянии сохранила весьма внушительный вид.
   Ну, а тогда я нырнул, отцепил груз от мачты; яхта вторично сделала поворот и оверкиль и вернулась в нормальное положение. Лом и Фукс вылезли. Спрашивают:
   — Ну как?
   — Да вот,— говорю,— глядите сами.
   А, собственно, и глядеть-то уже нечего было: только дымок на горизонте. Я посмотрел в бинокль им вслед и пошел переодеваться.
   Ну, потом подправили паруса, привели в по-рядок судно, произвели уборочку и занялись селедками. И как раз вовремя занялись. Пока тут была стрельба, шум, некоторые отдельные селедки проявили недостойное легкомыслие: отбились от табуна и удалились в неизвестном на-правлении. А с другой стороны, воспользовавшись нашим вынужденным бездействием, к табуну пристало столько посторонней рыбы различных пород, что я сперва даже растерялся: тут и макрель, и сардинки, и бычки, и хамса — так, знаете, и опозориться недолго. Ну кто же мне в другой раз доверит фрахт, если я принял груз голландской сельди первого сорта, а сдаю какую-то кашу, третий сорт, неразбор!.. Да. Ну, я поработал часок-другой хлыстом, руки, правда, отмахал, но зато разогнал всю эту постороннюю публику, восстановил некоторый порядок во вверенном мне табуне и повел «Беду» прямым курсом в Египет, в порт назначения. Вот так.
   Ну, пошли.
   На этот раз без происшествий, ровно через два дня благополучно прибыли в Александрию, стали на якорь, вызвали торгового агента, а сами пока устроились на палубе.
   Отдыхаем, глядим по сторонам, делимся впечатлениями.
   Впрочем, доложу вам, в то время и поделиться было нечем.
   В древности Египет славился, и Александрия славилась на весь мир. А в тот наш заход порт этот не представлял для любознательного путешественника ровно никакого интереса. Только разговор, что, мол, Египет — страна фараонов и так далее. А зайдешь — и посмотреть не на что. Порт как порт — обширная торговля, вывоз хлопка, у набережной глубина двадцать шесть футов. Флаг, правда, и тогда был египетский, но порядки стояли английские, и корабли английские, и полисмены английские. Только и разница, что нищие там без фраков ходили. Какие там фраки! Другой работяга, землепашец, рыбак, чиновник даже и те босые ходили, а то, простите, почти что и без штанов.

  Да. Ну, наконец явился агент. Проверил запись в грузовых документах, отвел нам место в порту и стал принимать груз. Мы сдали селедок, как полагается, по счету — подвели итог, и тут у меня просто сердце упало: поверите ли, чуть не половина табуна растерялась в пути!
   Случайно отбились, отстали или сознательно дезертировали — этого я уж сказать не сумею. Но факт налицо — полтабуна как не бывало! Ой, гляжу — плохо. Агент уже акт пишет.
   Конечно, можно бы спорить, оправдываться, ссылаться на непредвиденные обстоятельства, но это все несолидно, неубедительно. Словом, огорчился я ужасно, расстроился, но тут вдруг меня осенило.
   — Позвольте,— говорю я агенту,— где же это видано, чтобы такой груз, как селедки, сдавался поштучно? Извольте, прикиньте их на весы, а тогда и заявляйте претензии.
   Ну, тот видит — не на простака напал, взял груз на весы, и поверите ли, обнаружилась значительная прибавка в весе! Вас, может быть, удивит этот факт. Однако, если разобраться, тут и удивляться нечему. Я заранее знал, что так будет, и без труда объясняю вам причину этого явления. Подумайте, взвесьте обстоятельства дела, и вы поймете, что иначе и быть не может: спокойное путешествие, отличное питание, перемена климата, морские купания... Все это укрепляющим образом действует на организм. Ну, и понятно, селедки поправились, пополнели, накопили жирку.
   Так что опыт мой удался блестяще, и, закончив расчеты, я решил отдохнуть, проветриться на берегу и осмотреть местные достопримечательности.
   Отправились в глубь страны, в пустыню. По пустыне там ходит троллейбус, но в троллейбусе ехать неинтересно, и мы решили воспользоваться местными средствами сообщения. Я сел на двугорбого верблюда, Лом — на одногорбого, а Фукс — на осла. Получилась довольно живописная группа.

  Так, целым караваном, и прибыли в Каир. А в Каире — вот там другое дело! Там и тогда был настоящий Египет, и от каждой пяди земли веяло ароматом глубокой древности. А как же! Там и пустыня Сахара, и бедуины, и финиковые пальмы, а главное — гробницы фараонов, сфинксы и другие памятники седой старины. Мы первым делом отправились осматривать пирамиды. Заплатили сколько следует, взяли входные билеты, стреножили животных и пошли.
   Идем по подземным коридорам. Там, знаете, все так и стоит нетронутым пять тысяч лет. Обстановка великолепная: чистота, электрическое освещение, на каждом перекрестке — чистильщик сапог, на каждом углу — ларек с мороженым... В общем, неплохо жили покойники.
   Ну-с, мы почитали иероглифы, взглянули на золотой саркофаг, на мумию и пошли назад. Вышли, глядим — Фукс пропал. Подождали-подождали — нет Фукса. Собрались идти разыскивать, а тут он сам бежит навстречу и держится за скулу. Я посмотрел — у него фонарь во всю щеку.
   — Кто же это вас, Фукс?— спрашиваю я.
   — Да я там кусочек саркофага отколупнул на память, а фараон как стукнет! — захныкал Фукс.
   — Да вы с ума сошли, Фукс! — говорю я.— Он же мертвый, фараон-то.
   — Как же, мертвый! Живехонький, да еще не один, их там целая рота, этих фараонов.
   — Каких это фараонов, египетских?
   — Зачем египетских? Английских. Вон шагают.
   Тут я увидел отряд полицейских и понял, что Фукс прав. Действительно, фараоны самые настоящие: в касках, с дубинками.