После звенящих январских морозов февраль принес потепление и обильные снегопады. На льду стояли лужи, идти было трудно.
Когда рассвело, стали видны оплывшие ноздреватые плиты торосов, всю зиму упрямо проторчавшие посреди ледяной равнины. Они были единственным ориентиром для любителей зимней рыбалки. От них мы отсчитывали метры до своих заветных уловистых мест. Вот и я пристроился у знакомой по прежним рыбалкам ямки.
Снег прекратился, но ветер не унимался: то унесет чью-то клеенку, то коробку с мотылем, то так упрется в спину, будто хочет непременно столкнуть с ящика. Прикрыв чуткий кивок всем телом, я начал играть мормышкой. Несколько минут прошло в ожидании. Но вот кивок дрогнул и приподнялся. Полосатый колючий окунь отправился в ящик...
Мой приятель Николай издали машет мне рукой:
— Пойдем на край! Плотва идет!
Сматываю удочку и спешу присоединиться к Николаю, торопливо шагающему к краю ледяного поля.
До свободной воды — метров десять. По темной поверхности гуляют волны, от которых, вероятно, под ледяным покровом и ищет убежище рыба. Отмеряю глубину и настраиваю две удочки «на стоячку», как говорят киевские рыболовы.
Прошел час. В ящике у меня уже восемь рыбин. Но характер клева вдруг резко изменился. Стоило опустить в воду снасть, как кивок начинал «кивать», но рыбу подсечь никак не удавалось. Под-мотал леску — поклевки прекратились. Опустил на дно — опять кивок скачет. Ну, думаю, мелкая густера мотыля треплет, а на крючок не садится. Поднял голову, поглядел на соседей. Та же картина: все подсекают, а вот вывести рыбу никому не удается. Случайно взглянув в сторону берега, я похолодел.
Мы с Николаем и еще двумя десятками незадачливых рыболовов оказались на льдине, а вокруг нас чернела вода!
Так вот откуда этот странный клев — медленно дрейфующая льдина волочила за собой по дну мормышки, заставляя сигналить кивки.
Через минуту все знали о случившемся. В любое мгновение могла начаться паника. И тут неожиданно прозвучала команда:
— Всем оставаться на местах! У кого есть веревка, по одному подходите ко мне.
Застучали крышки открываемых ящиков, веревки сложили возле «полковника», как успел я окрестить этого решительного человека с военной выправкой. «Полковник» связал семь капроновых шнуров, к концу привязал увесистое грузило и бросил тем, кто остался на «материковом» льду. Там веревку поймали и под руководством нашего «полковника» привязали ее к врубленной в лед пешне. С нашей стороны в веревку вцепились с десяток рук, но «полковник» предупредил:
— Потихоньку! Рывками не тянуть!
Льдина быстро двигалась к краю «материкового» льда. Разводье уменьшалось.
— Теперь подойдите ближе к краю! — скомандовал «полковник».
Рыболовы, как загипнотизированные, послушно оставили веревку, сгрудились на краю льдины, тем самым заставив ее уйти под воду. Льдина зашла под сплошной лед и остановилась.
Люди рванулись было к залитому водой спасительному «мосту», но снова раздался голос «полковника»:
— Все назад! А теперь по одному — вперед...
...Остановились, когда отбежали от края льдины метров на пятьдесят. Тяжело дыша, мы еще долго не могли прийти в себя от пережитого.
Когда все немного успокоились, каждый из нас с чувством пожал руку Василию Тихоновичу, благодаря хладнокровию, выдержке и трезвому расчету которого мы остались живы. А он действительно оказался военным человеком, только не полковником, а подполковником в отставке.
