rumble.com * rutube.ru
liveinternet.ru * cos.tv
my.mail.ru * youtube.com
vk.com * zen.yandex.ru
«ИСКУССТВО РЫБАЛКИ»

Otohits.net, l'autosurf rapide et efficace

Skype: mordaty68

Я пользуюсь

PAYEER


  • Файлы
  • Статьи
  • Дзен
  • Фотографии
  • ВЕЛОСИПЕДЫ
  • ГЕРЦЕН А.И.
  • ДУХОВНЫЕ РЕЦЕПТЫ
  • ЗВЕРЬЁ МОЁ
  • КИНО
  • КУШАТЬ ПОДАНО
  • ЛОБЗИК
  • МАЛЫШАМ
  • МОИ СТАТЬИ
  • НЕКРАСОВ А.С.
  • ПРАВОСЛАВИЕ
  • ПРАВОСЛАВНАЯ КУХНЯ
  • РАЗВЛЕЧЕНИЯ
  • РЫБАКАМ
  • РЫБОЛОВ
  • СВОИМИ РУКАМИ
  • СПОРТ
  • ЦВЕТОВОДСТВО
  • ЧТОБЫ ГОРОД БЫЛ ЧИСТЫМ
  •  
    Главная » Файлы » А.И.Герцен » "СОРОКА-ВОРОВКА"

    "СОРОКА-ВОРОВКА" - Александр Иванович Герцен - Для средней школы
    23.05.2014, 19:58
     

    ЖИЗНЬ В БОРЬБЕ

       Вскоре после трагической развязки революционных событий 1848 года и мучительной семейной драмы, в один из самых тяжелых моментов жизни, когда Герцену казалось, что рушилось все — «общее и частное, европейская революция и домашний кров, свобода мира и личное счастье», — он писал в дружеском послании: «Единственное, что мне остается, — это — энергия борьбы, и я буду бороться. Борьба — моя поэзия...»
       Эти замечательные слова прозвучали задолго до издания «Полярной звезды» и «Колокола», когда были написаны лишь первые главы знаменитой художественной автобиографии «Былое и думы». Впереди было немало новых волнений и тревог, горьких ошибок и обманутых надежд. Но страстная вера в народ и его освобождение согревала труд и борьбу лондонских изгнанников, придавала Герцену и его неизменному спутнику и другу Огареву гордое сознание исторической важности своего дела. И формула, оставленная им в частном письме, поистине была программой жизни Герцена, могла служить девизом всей его деятельности.
       Именно таким вошел он в сознание миллионов людей разных поколений и народов — всегда в движении, в неустанном борении мысли и новых исканиях, сильным и страстным писателем-борцом, пример которого останется в летописях человечества как вечный символ революционной энергии и бесстрашия. Это был один из самых ярких, беспокойных и мятежных характеров в истории нашей литературы. Герцен везде и всегда находился в горниле событий — в России и на Западе, под гнетом николаевского деспотизма и в эмиграции, на залитых кровыо баррикадах 48-го года и в памятные дни польского восстания. По его признанию на первых же страницах «Былого и дум», судьбы народов и революций «возникали, менялись и исчезали» между Воробьевыми горами и британской столицей. Жизнь Герцена действительно воплотила собою «отражение истории в человеке».
       С именем Герцена связана огромная историческая полоса в развитии русского освободительного движения, передовой общественной мысли и литературы. В условиях самодержавно-крепостнического режима он мужественно и страстно искал правильную революционную теорию. Выдающийся деятель освободительной борьбы в России, крупнейший художник слова, мыслитель-материалист, основатель вольной русской прессы за границей, Герцен был одним из предшественников русской революционной социал-демократии.
       Деятельность Герцена была всегда связана с передовыми устремлениями русского общества, с освободительной борьбой народа против самодержавно-полицейского строя и крепостничества. Его духовному развитию были свойственны противоречия, обусловленные сложной исторической обстановкой того времени, но это был процесс непрерывного идейного роста. Герцен неуклонно приближался к познанию научных законов развития природы и общества.
       Герцен любил говорить, что его жизнь сложилась рано и он долго оставался молод. Он родился в 1812 году; отблеском героической борьбы русского народа с наполеоновским нашествием озарены первые детские впечатления будущего писателя. Рассказы о пожаре Москвы, о Бородинском сражении, о Березине, о взятии Парижа были для него, по собственному признанию, «колыбельной песнью, детскими сказками», его «Илиадой» и «Одиссеей».
       В столкновениях с суровой жизненной правдой созревала и крепла пытливая мысль молодого Герцена. Сближение с «передней», общение с крестьянами и слугами, тяжелые сцены крепостного быта, свидетелем которых ему приходилось быть, развивали в нем ненависть ко всякому рабству и произволу.
       Как остро воспринимал действительность юный Герцен, показывает небольшой, но примечательный эпизод. Однажды в доме собралось избранное общество почетных гостей; в той же комнате за отдельным небольшим столом мальчик внимательно рассматривал огромную книгу в богатом переплете, с дворянскими родословными и гербами. Кто-то из посетителей спросил у него, какая это книга. К ужасу отца и всех родных, он не задумываясь ответил: «Зоология».
       Неприязнь к «зоологическим» формам жизни, присущим крепостному строю, росла в нем с каждым годом. Немалую роль в его духовном развитии сыграли первые литературные впечатления. В доме отца Герцена, родовитого и богатого русского помещика, была большая библиотека, и мальчик рано познакомился с лучшими произведениями русской и мировой литературы. Один из воспитателей Герцена, преподававший ему отечественную словесность, тайком приносил тетрадки с переписанными «вольными» стихотворениями Пушкина, Рылеева и других передовых русских поэтов двадцатых годов. Гражданская поэзия декабристской поры горячо увлекала его.
       Огромное воздействие на формирование революционного мировоззрения Герцена оказал мощный подъем общественного движения в России и прежде всего — восстание декабристов в Петербурге в 1825 году. Он рано осознал себя наследником идей и дела декабристов. «Восстание декабристов, — писал В. И. Ленин, — разбудило и «очистило» его». Глубоко потрясенный жестокой расправой царского правительства с участниками восстания, Герцен вместе с Огаревым принес на Воробьевых горах, «в виду всей Москвы», знаменитую клятву пожертвовать жизнью для избранной им борьбы.
       Герцен всегда оставался верным своей клятве. В Московском университете вокруг него и Огарева образовался кружок передовой, революционно настроенной молодежи.
       «Мы проповедовали, — вспоминал Герцен, — конституцию и республику, чтение политических книг и сосредоточение сил в одном обществе. Но пуще всего проповедовали ненависть к всякому насилью, к всякому правительственному произволу».
       С юношеских лет будущий писатель видел в себе и в лучших из своих сверстников наследников декабристов «и обрекал себя на то, чтоб отмстить их гибель». Память о святой фаланге героев Сенатской площади он пронес через всю жизнь и настойчиво, не упуская малейшего повода, стремился передать ее молодому поколению.
       Напуганное восстанием декабристов, правительство Николая I беспощадно подавляло в русском обществе всякое проявление свободолюбивой мысли. В 1834 году, вскоре после окончания университета, Герцен и его друзья были арестованы и сосланы в отдаленные губернии России.
       В ссылке Герцен близко узнал и еще больше полюбил народ. Преследования со стороны царских властей лишь обострили его ненависть к самодержавно-крепостническому строю, обрекавшему народные массы на нищету и бесправие. «Правительство постаралось закрепить нас в революционных тенденциях наших», — иронически писал он позднее в «Былом и думах».
       В Перми, в Вятке и впоследствии во владимирской ссылке и в Новгороде — перед Герценом везде были чиновничий произвол, бездушие, полицейский гнет, вся ужасающая система российского царизма. Революционное сознание Герцена быстро растет. Ссылка обогатила будущего издателя «Колокола» превосходным знанием русской жизни, гнусной крепостнической действительности. «Вы, — писал тогда Герцен московским друзьям, — ...не знаете России, живши в ее центре, — я узнал много об ней, живучи в Вятке».
       В идейной борьбе сороковых годов прошлого столетия Герцен показал себя достойным другом и соратником великого революционного демократа Белинского. Глубоко изучая выдающиеся произведения передовой русской и западноевропейской литературы, он разоблачал реакционные взгляды славянофилов, идеализировавших экономическую и политическую отсталость царской России, боролся с идеологией русских либералов.
       По характеристике В. И. Ленина, Герцен в крепостной России сороковых годов XIX века «сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени». Философские труды Герцена «Дилетантизм в науке» и особенно «Письма об изучении природы» принадлежат к лучшим произведениям русской материалистической философии прошлого столетия.
       В сороковых годах Герценом были написаны замечательные художественные произведения: роман «Кто виноват?», повести «Сорока-воровка» и «Доктор Крупов». В литературной борьбе своего времени Искандеру (литературный псевдоним Герцена) принадлежало видное место как одному из наиболее выдающихся русских писателей середины XIX века. Он горячо и последовательно отстаивал передовое реалистическое искусство. В правдивом, обличительном слове художника-реалиста он видел могучее средство активного воздействия на развитие общественной жизни. В художественном творчестве Герцена, в его взглядах на литературу и искусство отразились наиболее прогрессивные черты русской критической и эстетической мысли, традиции Пушкина, декабристов, Белинского, эстетические принципы русской революционной демократии шестидесятых годов.
       В одном из писем Герцен заметил, что «чем кровнее, чем сильнее вживется художник в скорби и вопросы современности — тем сильнее они выразятся под его кистью». «Скорби и вопросы современности», неотложные проблемы русской действительности, жизни русского народа, угнетаемого крепостниками, постоянно находились в центре внимания Герцена — художника и революционера. Его искусство не замыкалось в узком кругу эстетических проблем, оно было проникнуто передовыми идеями и тесно связано с борьбой лучшей части русского общества против самодержавного строя, крепостнических порядков, социальной несправедливости, лживой морали.
       Пафос борьбы с крепостным правом составляет подлинное содержание творчества Герцена сороковых годов. Судьба героев романа «Кто виноват?» — Бельтова, Круциферского, Любоньки, трагическая история крепостной актрисы в «Сороке-воровке», глубокий скептицизм Крупова и его теория всеобщего безумия были для Герцена тесно связаны с общим вопросом жизни русского народа. Рисует ли он горькую участь Дуни Барбаш или трудный, тернистый путь крепостной интеллигентки Софи, показывает ли бесчеловечное обращение помещиков со своими рабами, касается ли Герцен жизни городской бедноты — везде мы чувствуем гневное, обличительное перо писателя — демократа и гуманиста.
       Судьбе русской крепостной интеллигенции, в тесной связи с проблемой крепостного права в целом, посвящена повесть «Сорока-воровка». Именно так оценивал ее Горький, когда в курсе лекций по истории русской литературы говорил: «Герцен первый в сороковых годах в своем рассказе «Сорока-воровка» смело высказался против крепостного права». В «потрясающей истории крепостной актрисы — затравленной и замученной барином» Горький справедливо увидел общую трагедию русского народа в условиях самодержавно-крепостнического строя.
       Много лет спустя, в статье, посвященной памяти великого русского актера Щепкина, Герцен причислял его и Мочалова к «тем намекам на сокровенные силы и возможности русской натуры», которые делали незыблемой веру писателя в будущность России. О связях демократа Герцена с народными массами России говорил и трагический образ крепостной актрисы.
       В ее протесте Герцен еще не видит исторически активной силы, горькая исповедь актрисы вызывает у рассказчика тягостное раздумье: «Бедная артистка!.. Что за безумный, что за преступный человек сунул тебя на это поприще, не подумавши о судьбе твоей! Зачем разбудили тебя? Затем только, чтоб сообщить весть страшную, подавляющую? Спала бы душа твоя в неразвитости, и великий талант, неизвестный тебе самой, не мучил бы тебя...» Однако образ героини повести не оставляет впечатления слабости: это — гордый и мужественный характер, мятежная, бунтующая душа. Образ актрисы утверждал моральную силу русского крепостного человека.
       В знаменитом письме к Гоголю Белинский указывал на необходимость «пробуждения в народе чувства человеческого достоинства». Повесть Герцена в одно и то же время свидетельствовала о росте народного самосознания и призывала передовые силы русского общества всеми средствами способствовать ему.
       Важнейшим звеном в идейном содержании повести следует считать разговор о театре и русской женщине-актрисе, которым начинается «Сорока-воровка». Собеседники спорят о том, может ли появиться в России великая актриса, но, по существу, значение разговора гораздо шире. Речь идет о борьбе Герцена со взглядами западников и славянофилов на общие условия развития русской культуры и русского искусства. «Славянин» откровенно утверждает, что место славянской женщины — «дома, а не на позорище». «Это естественное положение женщины в семье если лишает, нас хороших актрис, зато прекрасно хранит чистоту нравов». Космополит-«европеец» также считает, что на русской сцене не может быть актрисы, «которая была бы не хуже Марс, Рашель», но причину этого он видит в национальной ограниченности русской культуры.
       Герцен, мысли которого в разговоре выражает «молодой человек, остриженный под гребенку», спорит и с тем и с другим, по существу одинаково отрицающими духовные богатства, стремление к независимости и сознание достоинства человеческой личности, таившиеся в русском народе. Для него неприемлемы и славянофильская проповедь патриархальной покорности, и барское пренебрежение либерала-западника к русскому национальному искусству.
       Тяжелые условия жизни русского народа под ярмом крепостников не дают ему возможности в полной мере развить свою внутреннюю одаренность — таков глубокий вывод, к которому приводит читателя рассказ «известного художника», ответ Герцена на поставленный в начале повести вопрос: «не без причины же это»...
       Преследуемый царским правительством, лишенный возможности вести революционную пропаганду, Герцен был вынужден покинуть свою родину. Он уехал из России в январе 1847 года. «Меня манила даль, ширь, открытая борьба и вольная речь, — вспоминал он через несколько лет, — я искал независимой арены, мне хотелось попробовать свои силы на воле...» Герцену не было суждено вернуться на родину, но его великий жизненный подвиг навсегда остался в истории. В эмиграции он продолжал борьбу за свободу родного народа...

     

    Вл. Путинцев

    Посвящено
    Михайлу Семеновичу Щепкину

       Твой дом, украшенный богато,
      Гостям-согражданам открыт;
      Там Терпсихора и Эрато
      С подругой Талией гостит;
      Хозяин, ласковый душою,
      Склоняет к ним приветный взор.

    «Украинский вестник» на 1816 г.

     

      — Заметили ли вы, — сказал молодой человек, остриженный под гребенку, продолжая начатый разговор о театре, — заметили ли вы, что у нас хотя и редки хорошие актеры, но бывают, а хороших актрис почти вовсе нет, и только в предании сохранилось имя Семеновой; не без причины же это.
       — Причину искать недалеко; вы ее не понимаете только потому, — возразил другой, остриженный в кружок, — что вы на все смотрите сквозь западные очки. Славянская женщина никогда не привыкнет выходить на помост сцены и отдаваться глазам толпы, возбуждать в ней те чувства, которые она приносит в исключительный дар своему главе; ее место дома, а не на позорище. Незамужняя — она дочь, дочь покорная, безгласная, замужем — она покорная жена. Это естественное положение женщины в семье если лишает нас хороших актрис, зато прекрасно хранит чистоту нравов.
       — Отчего же у немцев, — заметил третий, вовсе не стриженный, — семейная жизнь сохранилась, я полагаю, не хуже, нежели у нас, и это нисколько не мешает появлению хороших актрис? Да потом я и в главном не согласен с вами: не знаю, что делается около очага у западных славян, а мы, русские, право, перестаем быть такими патриархами, какими вы нас представляете.
       — А позвольте спросить, где вы наблюдали и изучали славянскую семью? У высших сословий, живущих особою жизнию, в городах, которые оставили сельский быт, один народный у нас, по большим дорогам, где мужик сделался торгашом, где ваша индустрия развратила его довольством, развила в нем искусственные потребности? Семья не тут сохранилась; хотите ее видеть, ступайте в скромные деревеньки, лежащие по проселочным дорогам.
       — Однако, странное дело, большие дороги, города, все то, что хранит и развивает других, вредно для славян, так, как вам угодно их представлять; по-вашему, чтоб сохранить чистоту нравов, надобно, чтоб не было проезда, сообщения, торговли, наконец, довольства, первого условия развивающейся жизни. Конечно, и Робинзон, когда жил один на острове, был примерным человеком, никогда в карты не играл, не шлялся по трактирам.
       — Все можно представить в нелепом виде; шутка иногда рассмешит, но опровергнуть ею ничего нельзя. Есть вещи, которых при всей ловкости западного ума вы не поймете, ну, так не поймете, как человек, лишенный уха, не понимает музыки, что ему вовсе не мешает быть живописцем или чем угодно. Вы не поймете никогда, что бедность, смиренная и трудолюбивая, выше самодовольного богатства. Вы не поймете нашего семейного, отеческого распорядка ни в избе, где отец — глава, ни в целом селе, где глава общины — отец. Вы привыкли к строгим очертаниям прав, к рамам для лиц, сословий, к взаимному обузданью и недоверью, — все это необходимо на Западе: там все основано на вражде, там вся задача государственная, как сказал ваш же поэт, в ловкой борьбе:
       Здесь натиск пламенный, а там отпор суровый,
       Пружины смелые гражданственности новой
       — Этой дорогой я не думаю, чтоб мы скоро добрались до решения вопроса, отчего у нас редки актрисы, — сказал начавший разговор. — Если для полноты ответа вы хотите chemin faisant разрешить все исторические и политические вопросы, то надобно будет посвятить на это лет сорок жизни, да и то еще успех сомнителен. Вы, любезный славянин, сколько я понимаю, хотите сказать, что у нас оттого нет актрис, что женщина существует не как лицо, а как член семейства, которым она поглощается: тут много истинного. Однако вы полагаете, что семейство — в маленьких деревеньках; ну, а ведь актрисы берутся не из этих же деревенек, к которым нет проезда.
       — Здесь позвольте мне отвечать вам, — заметил европеец (так мы будем называть нестриженного), — у нас вообще и по шоссе и по проселочным дорогам женщина не получила того развязного права участия во всем, как, например, во Франции; встречаются исключения, но всегда неразрывные с каким-то фанфаронством, — лучшее доказательство, что это исключение. Женщина, которая бы вздумала у нас вести себя наравне с образованным мужчиной, не свободно бы пользовалась своими правами, а хотела бы выказать свое освобождение.
       — Конечно, такая женщина была бы урод; и по счастию, — возразил славянин, — не у нас надобно искать la femme emancipee, да и вообще надобно ли ее где-нибудь искать — я не знаю. Вот что касается до человеческих прав, то обратите несколько внимания на то, что у нас женщина пользовалась ими с самой глубокой древности больше, нежели в Европе, ее именье не сливалось с именьем мужа, она имеет голос на выборах, право владения крестьянами.
       — Конечно, из прав, которыми пользуются у нас дамы, не все принадлежат европейской женщине. Но, извините, здесь речь вовсе не о писаных правах, а именно о правах неписаных, об общественном мнении. Что сказали бы мы сами, если бы в нашу беседу, очень тихую, и не имеющую в себе ничего оскорбительного, вдруг явилась одна из знакомых дам? Я уверен, что и нам и ей было бы не по себе; мы совсем иначе настроиваем себя, если предвидим дамское общество: в этом недостаток уважения к женщине.
       — Как вы начитались Жоржа Санда. Мужчина вовсе не должен быть с женщинами нараспашку; и зачем женщина пойдет делить его беседу? Мне ужасно нравятся мужские собрания, в которые не мешаются дамы, — в этом есть что-то строгое, неизнеженное.
       — И чрезвычайно гуманное относительно женщин, которые покинуты дома. Вы, я думаю, пошли бы в запорожские казаки, если б попрежде родились.
       — Ваша мысль до того иностранная, что вы и слова русского не прибрали, чтоб ее выразить. Как будто мало женщине дела в скромном кругу домашней жизни; я не говорю уж о матери, которой обязанности и так святы и так сложны.
       — Ох, этот скромный круг! Император Август, который разделял ваши славянские теории, держал дочь дома и с улыбкой говорил спрашивавшим о ней: «Дома сидит, шерсть прядет». Ну, а знаете, нельзя сказать, чтоб нравы ее сохранились совершенно чистыми. По-моему, если женщина отлучена от половины наших интересов, занятий, удовольствий, так она вполовину менее развита и, браните меня хоть по-чешски, вполовину менее нравственна: твердая нравственность и сознание неразрывны.
       — Теперь мой черед вам возражать, — сказал начавший разговор. — Каждый видел своими собственными глазами, что у нас в образованных сословиях женщины несравненно выше своих мужей; вот и ловите жизнь после этого общими формулами. Дело очень понятное. Мужчина у нас не просто мужчина, а военный или статский; он с двадцати лет не принадлежит себе, он занят делом: военный — ученьями, статский — протоколами, выписками, а жены в это время, если не ударятся исключительно в соленье и варенье, читают французские романы.
       — Поздравляю их. Должно быть хорошо образование, — вставил славянин, — которое можно почерпнуть из Бальзака, Сю, Дюма, из этой болтовни старика, начинающего морализировать от истощенья сил.


       — Я с вами, пожалуй, соглашусь, хоть я и не говорил, что дамы читают именно те романы, о которых вы говорите; и тут, удивительное дело, самые пустые французские романы больше развивают женщину, нежели очень важные занятия развивают их мужей, и это отчасти оттого, что судьба так устроила француза: что б он ни делал, он все учит. Он напишет дрянной роман с неестественными страстями, с добродетельными пороками и с злодейскими добродетелями да по дороге или, вернее, потому, что это совсем не по дороге, коснется таких вопросов, от которых у вас дух займется, от которых вам сделается страшно, а чтоб прогнать страх, вы начнете думать. Положим, что вопросов-то и не разрешите вы, да самая возбужденность мысли есть своего рода образование. Вот, видя это отношение женского образования у нас к мужскому, я и удивляюсь, что нет актрис.
       — Да что же вам еще надо, — возразил с запальчивостью славянин, — у нас нет актрис потому, что занятие это несовместно с целомудренною скромностию славянской жены: она любит молчать.
       — Давно бы вы сказали, — прибавил европеец, — вы больше объяснили, нежели хотели. Теперь ясно, отчего у нас актрис нет, а танцовщиц - очень много. Но шутки в сторону. Я думаю, у нас оттого нет актрис, что их заставляют представлять такие страсти, которых они никогда не подозревали, а вовсе не от недостатка способностей. Каждое чувство, повторяемое артистом, должно быть ему коротко знакомо для того, чтоб его выразить не карикатурно. Китайца в «Opium et champagne» ничего не значит представить, но есть ли возможность, чтоб я хорошо сыграл индейского брамина, повергнутого в глубокое отчаяние оттого, что он нечаянно зацепился за парию, или боярина XVII столетия, который в припадке аристократического местничества, из point d’honneur, валяется под столом, а его оттуда тащат за ноги. Если б, в самом деле, у нас женщина не существовала как лицо, а была бы совершенно потеряна в семействе, тут нечего было бы и думать об актрисе. В пастушеской жизни, как и везде, могут быть страсти, но не те, которые возможны в драме, — слепая покорность, коварная скрытность, двоедушие так же мало идут в истинную драму, как подлое убийство, как чувственность. Необразованная семья слишком неразвита, она семья, — а в драме нужны лица. По счастью, такая семья только и существует в преданиях да в славянских мечтах. Но если мы и перешагнули за плетень патриархальности, так не дошли же опять до той всесторонности, чтоб глубоко сочувствовать прожитому, выстраданному опыту других. Ну, я вас спрашиваю, как сыграет русская актриса Деву Орлеанскую? это не в ее роде совсем; или: как русский актер воссоздаст эти величавые и мрачные, гордые и самобытные шекспировские лица, окружающие его Иоанна, Ричарда, Генрихов, — лица совершенно английские? Они для него так же странны, как человек, который бы нюхал глазами и ушами пел бы песни. Фальстафа он представит скорее, потому что в Фальстафе есть черты, которые мы можем видеть во всяком доме, во всяком уездном городе...

     
    Категория: "СОРОКА-ВОРОВКА" | Добавил: shum-1968 | Теги: СОРОКА-ВОРОВКА - Александр Иванович
    Просмотров: 3599 | Загрузок: 0
    Всего комментариев: 0
    Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
    [ Регистрация | Вход ]
    Поиск
     
    Skype: mordaty68
  • Blog
  • ВЕЛОСИПЕДИСТЫ
  • «ЗДОРОВЬЕ»
  • «ВЕСЁЛЫЕ КАРТИНКИ»
  • «МАСТЕРОК»
  • «МУРЗИЛКА»
  • Научно-популярное издание
  • НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ЧЕРЕПАШКИ
  • «ЧЕРНАЯ курица»
  • ИНСУЛЬТ
  • ПЕТРОДВОРЕЦ
  • «МОЯ РЫБАЦКАЯ КОЛЛЕКЦИЯ»
  • Роб Ван дер Плас
  • БРАТЬЯ САФРОНОВЫ
  • ФЛОРА И ФАУНА
  • ЮНЫЙ ТЕХНИК
  • КВВКУС
  • ШАХМАТЫ
  • ХОББИ
  • «ИСКУССТВО РЫБАЛКИ»
  • РЫБОЛОВ
  • РЫБОЛОВ-СПОРТСМЕН
  • Это станок?
  • ПРАВОСЛАВНАЯ КУХНЯ
  • «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»
  • ДУХОВНЫЕ РЕЦЕПТЫ
  • * YOUTUBE *
  • Одноклассники
  • facebook
  • АКИМ Яков Лазаревич
  • БЕЛОЗЁРОВ Тимофей Максимович
  • БЕРЕСНЁВ Александр Михайлович
  • БЕХЛЕРОВА Елена
  • БИАНКИ Виталий Валентинович
  • БЛОК Александр Александрович
  • БОНЕЦКАЯ Наталья
  • ВОРОНЬКО Платон Никитович
  • ВАЖДАЕВ Виктор Моисеевич
  • ГЕРЦЕН Александр Иванович
  • ГРИММ, Вильгельм и Якоб
  • ГРИБАЧЁВ Николай Матвеевич
  • ДВОРКИН Илья Львович
  • ДОРОШИН Михаил Федорович
  • ЕРШОВ Пётр Павлович
  • ЕСЕНИН Сергей Александрович
  • ЖИТКОВ Борис Степанович
  • ЖУКОВСКИЙ Валерий Андреевич
  • ЗАЙКИН Михаил Иванович
  • ЗАХОДЕР Борис Владимирович
  • КАПНИНСКИЙ Владимир Васильевич
  • КВИТКО Лев Моисеевич
  • КИПЛИНГ Джозеф Редьярд
  • КОНОНОВ Александр Терентьевич
  • КОЗЛОВ Сергей Григорьевич
  • КОРИНЕЦ Юрий Иосифович
  • КРЫЛОВ Иван Андреевич
  • КЭРРИГЕР Салли
  • ЛЕСКОВ Николай Семёнович
  • МАКАРОВ Владимир
  • МАЛЯГИН Владимир Юрьевич
  • МАМИН-СИБИРЯК Дмитрий Наркисович
  • МАРШАК Самуил Яковлевич
  • МИЛН Ален Александр
  • МИХАЛКОВ Сергей Владимирович
  • МОРИС КАРЕМ
  • НАВРАТИЛ Ян
  • НЕКРАСОВ Андрей Сергеевич
  • НЕЗНАКОМОВ Петр
  • НОСОВ Николай Николаевич
  • ПЕРРО Шарль
  • ПЕТРИ Мерта
  • ПЛЯЦКОВСКИЙ Михаил Спартакович
  • ПУШКИН Александр Сергеевич
  • РОДАРИ Джанни
  • СЕВЕРЬЯНОВА Вера
  • СЛАДКОВ Николай Иванович
  • СУТЕЕВ Владимир Григорьевич
  • ТОКМАКОВА Ирина
  • ТОЛСТОЙ Алексей Николаевич
  • ТОЛСТОЙ Лев Николаевич
  • ТЫЛКИНА Софья Павловна
  • УСПЕНСКИЙ Эдуард Николаевич
  • ЦЫФЕРОВ Геннадий Михайлович
  • ЧУКОВСКИЙ Корней Иванович
  • ШЕПИЛОВСКИЙ Александр Ефимович
  • ШЕРГИН Борис Викторович
  • ШУЛЬЖИК Валерий Владимирович
  • ШУМОВ Иван Харитомович
  • ШУМОВ Олег Иванович
  • Эндрюс Майкл
  • ЮДИН Георгий
  • ЮВАЧЁВ Даниил Иванович(ХАРМС)
  • ЮСУПОВ Нуратдин Абакарович
  • ЯКОВЛЕВА Людмила Михайловна
  •