Долго мы думали, как назвать нашу лодку. Вдруг лицо Маргаритки просияло.
   — Папа, — говорит она, — давай назовем ее «Вапцаров». Он тоже был моряк, как и мы.
   Предложение принимается под аплодисменты. Затем я придаю своему лицу строгое выражение и говорю:
   — Дело в том, юнга, что это имя ко многому нас обязывает. Вапцаров никогда не плакал и ничего не боялся. Как тебе кажется, можешь ты взять на себя такие тяжелые обязательства?
   Юнга Вильямс задумался. Вопрос серьезный, ответить на него не так просто.
   — Да, — произносит наконец, — я не буду плакать, капризничать и буду есть все.
   — А бояться?
   — И бояться ничего не буду, — не совсем твердо обещает юнга. — Только бы не эти змеи... А если нам попадется какая-нибудь анаконда...
   — Велика важность! Настоящему моряку все нипочем.
   — Легко тебе говорить, — вздыхает юнга. — Ты большой, а вот я...
   На этот раз я нарушаю строгий моряцкий устав, запрещающий всякое панибратство с подчиненными, и ерошу подстриженные по-мальчишески волосы юнги.
   — Эх, — говорю я, — не велика беда, если человек и струхнет малость. Главное, чтоб никто не заметил.
   После этого мы беремся за дело. Вырезаем из фанеры буквы, красим их белилами и приклеиваем рыбьим клеем к борту лодки. К обеду наш «Вапцаров» совершенно готов. На маму была возложена важная задача — сшить небольшой трехцветный флаг. Разве может корабль выйти в море без адмиральского флага на мачте?
   Куда более сложным оказался вопрос распределения мест в лодке. В ней всего лишь два места, которые по праву принадлежат взрослым членам экипажа — капитану и шеф-повару. Юнге тоже найдется где разместиться, но без сиденья.
   — Ну и дал же ты маху! — хмурится он. — Мог же взять трехместную? Ведь ты же умеешь считать!
   Глаза юнги наполнились слезами. Какой ужас — мы же только что дали присягу никогда не плакать!
   Нам разрешается лишь, закусив губу, посмотреть без особой надобности в потолок. Положение спасает повар Снежок. Его доброе негритянское сердце не выносит этого волнующего зрелища. Он добровольно отказывается от своего места в лодке в пользу юнги. Слезы, которые уже начали было капать на пол, мгновенно высыхают.
   Наконец приходит и великий, ни с чем не сравнимый день — день первого спуска «Вапцарова» на воду.
   Наша палатка разбита в защищенном от ветра месте, в небольшой, поросшей мягкой травой ложбинке, на берегу искусственного озера. Небольшой тихий залив, который мы избрали для стоянки, окрещен, по предложению Маргаритки, заливом Басила Левского. Это второй любимый герой моей дочери.
   — Теперь и ему не будет обидно, — говорит моя дочь.— У Вапцарова будет корабль, а у Левского — залив.
   — Если бы Левский родился в Бургасе, он бы тоже стал моряком. Верно, капитан?
   — Определенно, — соглашаюсь я.
   Выступ, который уходит далеко в озеро и защищает нас от ветра, мы называем мысом Доброй Надежды.
   К сожалению, на озере нет никакого острова — мы бы его окрестили Островом Сокровищ. Придется сокровища искать где-нибудь на берегу. Здесь мы будем привязывать наш корабль. Сам «Вапцаров», вполне готовый к дальнему плаванию, пока что лежит на траве. Мы вытаскиваем из рюкзака бутылку газированного шиповникового напитка. Эту бутылку мы разобьем о нос корабля при спуске его на воду. Такова морская традиция.
   — Ты готов, юнга Вильямс? — торжественно спрашиваю я.
   — Есть, сэр!—отвечает юнга и вытягивается в струнку.
   Став по обе стороны нашего корабля, мы осторожно тянем его по траве к озеру. Он, словно утка, ныряет в воду и, выровнявшись, грациозно покачивается на маленьких волнах. Юнга Вильямс хватает бутылку и, размахнувшись, ударяет ею в металлическую часть носа корабля. Газированный шиповниковый напиток с шипением летит во все стороны и попадает на резиновую палубу.
   — Уррраа! — кричим мы и как безумные носимся по берегу.
   Хотя это и не по уставу, первым на корабль залезает маленький храбрый юнга. Он становится у мачты и полегоньку начинает дергать веревочку, на которой держится трехцветное знамя. И вот уже адмиральский флаг высоко у нас над головой плещется по ветру.
   Разве можно описать этот великий момент? Только братья моряки Черноморского флота в состоянии понять наше волнение и нашу гордость. И как жалко, что сейчас на берегу не играет флотский духовой оркестр с большим барабаном и звонкими литаврами!
   Всхожу и я на корабль. Мы отталкиваемся от причала, беремся за весла, и «Вапцаров» медленно и торжественно отделяется от берега.
   — Полный вперед! — командую я.
   — Есть, сэр, полный вперед! — четко повторяет юнга, и его маленькое курносое лицо сияет от счастья.
   Мы выходим на веслах до самой оконечности мыса. Тут мы останавливаемся и поднимаем паруса. Ветер, казалось, только этого и ждал. Он их натягивает до предела, мачта слегка сгибается, и «Вапцаров» летит, как вольная чайка, по сверкающему на солнце озеру. Нос рассекает волны, мелкие брызги освежают наши лица, ветер треплет и без того взъерошенные волосы юнги.

- Ну как, юнга? — кричу я, сложив рупором ладони.    - Отлично, капитан! — отвечает с моряцкой сдержанностью юнга.    - Натяни-ка маленько стаксель-шток!    - Слушаюсь, капитан!    Мы достигаем противоположного берега. Заходим в небольшой залив и бросаем якорь. Берег каменистый, пустынный, здесь, вне всякого сомнения, живут людоеды. Юнга Вильямс тотчас соскакивает с корабля — надо разведать местность, может, удастся обнаружить следы больших босых ног людоедов.    — Стой! — кричу я с корабля. — Куда это ты без оружия?    Мы вырубаем в ближайшем кустарнике отличную тонкую саблю, и юнга Вильямс опоясывается ею. Теперь не страшны никакие людоеды. Пока юнга, продираясь ползком сквозь кусты, ведет разведку, я остаюсь на корабле в качестве охраны. Людоеды хитры, они способны внезапно атаковать нас с тыла, а разве мы можем допустить, чтоб «Вапцаров» попал в их руки! Солнце припекает, и я начинаю дремать. Внезапно раздается крик. Я открываю глаза — и что же: юнга Вильямс что есть духу бежит ко мне. Сабля путается в его ногах, и он, того и гляди, упадет.    — В чем дело? — спрашиваю я.    Запыхавшийся юнга останавливается на самом берегу.    — Ой, папа, — говорит он не переводя дыхания, — чуть сердце у меня не разорвалось!    — Ты обнаружил людоедов?    — Каких там людоедов!.. Змею!.. Настоящую змею!.. Вот такую, во...    И юнга Вильямс широко развел руки, чтоб показать, Как огромна и чудовищна змея.    — Ты, как видно, струсил малость, а? — смеюсь я.    — Вначале я верно испугался немного. Но ведь главное-то, что никто не заметил. Ты заметил?    — Нет, — отвечаю я. — Как же я мог заметить?    Юнга посмотрел на меня, стараясь убедиться, не шучу ли я. Мой вполне серьезный вид успокаивает его. Затем он оборачивается и все еще со страхом озирается в ту сторону, где видел змею.    — Ты что, больше не собираешься идти в разведку? — подтруниваю я над ним.

   — А что тут разведывать? Кругом одни камни. Тот берег куда интереснее. Давай-ка лучше, капитан, поднимем паруса! Уже поздно, на нас могут напасть пираты.
  Соображения юнги серьезны. Пираты только и ждут темноты, чтоб напасть на мирные корабли. Я и себе вырезаю саблю, и ветер снова надувает паруса «Вапцарова».
   Видя, что мы вооружены до зубов, пираты на сей раз оставляют нас в покое. Зато в пути нам встречается огромный кит. Правда, он очень похож на ствол дерева, но озерные киты именно такими и бывают. Кит — кроткое животное, если его не трогать, он не нападает, поэтому мы решили: пускай он себе плывет жив-здоров.
   — Может быть, у него есть маленькие китята, — говорит юнга. — Каково было бы мне, если бы моя мама ушла в театр на спектакль и больше не вернулась. Другое дело, если бы это была акула. Акулу мы бы тут же застрелили, а из ее плавников получился бы славный ужин.

Мы долго ищем акулу, потому что я тоже не прочь полакомиться ее плавниками, но в этот день акулы просто- напросто решили оставить нас голодными.    Вот он наконец, мыс Доброй Надежды. Укрываемся за ним, и паруса тотчас же обвисают. Мы их спускаем и на веслах возвращаемся в залив Васила Левского. Привязываем корабль к причалу, и вскоре у нашей палатки вспыхивает маленький веселый костер.    Мы садимся у костра, и я подвешиваю на треножнике из серых палок котелок. Так некогда делал и знаменитый наш предшественник Робинзон.    - Капитан, — обращается ко мне юнга, — змеи огня боятся?    — О, еще как! А почему спрашиваешь?    — Да так просто. А в палатку они могут залезть?    — Никогда. Но почему это тебя так интересует?    — Так спрашиваю... Что ж, по-твоему, я должен молчать?..    Еще недавно задумчивый и робкий, юнга вдруг становится веселым. Он вытаскивает из кармана губную гармонику и начинает наигрывать какую-то свою мелодию. Веселые звуки разносятся над молчаливым, уже сереющим озером.    Да, действительно, ничего особенного, если человек и испугался немного. Важно, чтоб никто этого не заметил.