Но жизнь шла своим чередом, и через два дня Таир и Володька помирились с дядей Арчилом. А ещё через три дня произошло волнующее событие: дядя Арчил выиграл по денежно-вещевой лотерее охотничье ружьё. Этот факт настолько потряс его воображение, что он стал даже чуточку заикаться.
    Со своей новенькой двустволкой дядя Арчил не расставался ни днём, ни ночью. Отправляясь на работу, он вешал ружьё на плечо и шёл такой гордый, будто только что освободил город от страшного льва-людоеда. В парикмахерской он ставил ружьё в угол и брил очередного клиента. Время от времени он оставлял это занятие, брал ружьё и заглядывал в стволы — не запылилось ли?
    А если у человека завелось охотничье ружьё, его рано или поздно потянет на охоту.
    И дядя Арчил твёрдо решил пойти и застрелить насмерть очень дикого кабана.
    О том, что об этом его решении тотчас же узнал весь город, говорить нечего.
    Дядя Арчил, брея, размахивал бритвой и объяснял всем желающим, как он это сделает.
    Он не будет, как некоторые горе-охотники, прятаться в засаде! Нет!
    Он пойдёт страшному кабану навстречу, твёрдо посмотрит в очень дикие глаза и выстрелит прямо в кабанье сердце! Эти свои кровожадные речи он развивал перед всяким человеком, который хотел его слушать.
    Таир и Володька потеряли покой. Они целыми днями кружились вокруг парикмахерской и подлизывались к дяде Арчилу.
    — Дядя Арчил, а ваше ружьё, ваша замечательная двустволка, она центрального боя или не центрального? — начинал Володька умильным голосом.
    — Центрального, дорогой, самого центрального, — отвечал дядя Арчил и делал вид, что он ужасно занят.
    — Этого просто не может быть, чтобы центрального! — подхватывал Таир.
    Дядя Арчил переставал шлёпать бритвой по широкому точильному ремню.
    — Как это не может быть, а? — грозно спрашивал он и расправлял правый ус. — Значит, я вру? Ты кому это говоришь, дорогой, а?
    — Ну конечно, всё может быть, — поспешно соглашался Таир. — Дайте ружьё, сейчас посмотрю и точно скажу!
    Таир деловито проходил в заветный угол, где стояло ружьё, но дядя Арчил преграждал ему путь.
    — Таирка! Не трогай оружие! Не смей к нему прикасаться, кому говорю! Что ты можешь понимать в оружии, такой ещё сопливый?!
    Возмущению Таира не было предела.
    — Я не понимаю в оружии?!!
    — Он не понимает в оружии?! — подыгрывал ему Володька.
    — Ну, знаете, дядя Арчил, просто я слов не нахожу! — Таир разводил руки и качал головой.
    — Каких-таких слов? — сердился дядя Арчил. — Что я должен знать? Что вы мне голову морочите, несчастные?!
    — А то! — назидательно говорил Таир. — Весь город знает, а вы не знаете. Я таких диких кабанов, может, штук пять кокнул! Ка-ак шарахну куплетом, то есть этим... дуплетом, сразу с копыт долой
    — Точно! — поддакивал Володька. — Прямо глядеть было смешно, как он их — ба-бах! — и готово!
    Возмущённый столь беспардонным враньём, дядя Арчил замирал и некоторое время молча открывал и закрывал рот, как карп, выброшенный волной на песок.
    — Что говорят эти врунишки?! — кричал он. — Когда ты, Таирка, мог охотиться на кабана в твои нежные годы?!
    — А тогда! С дедом! Деда моего знаете? — наскакивал Таир.
    Некоторое время дядя Арчил колебался.
    — Это очень уважаемый человек, — бормотал он.
    — Ага! — кричал Таир и сам уже верил тому, что говорил. — Мой дед не то что некоторые! Он меня всегда на охоту брал. Как приеду к нему в горы на каникулы, так сразу идём охотиться! Я, если хотите знать, все кабаньи привычки во как изучил! Если меня на охоту взять, то уж без добычи не вернёшься!
    — Это точно! — подтверждает Володька. — Если нас взять — ни один кабан не укроется!
    — На охоту вас взять, да? — вкрадчиво спрашивал дядя Арчил. — На очень дикого кабана, да? А ну-ка быстро выкатываитесь отсюда! — неожиданно повышал он голос. Думаете, дядя Арчил дурачок, да? Нет, уважаемые, дядя Арчил вас насквозь видит! Вы меня не заморочите, нет!
    Володька и Таир с достоинством отступали, усаживались на крыльцо парикмахерской, по очереди гладили общего своего щенка по имени Филимон.
    — Раз гоните, мы уйдём! — гордо говорил Таир. — Но вы ещё пожалеете, дядя Арчил! Когда вы придёте с охоты с одним вашим ружьём неизвестно какого боя — центрального или не центрального — и без единого, самого завалящего кабана, весь город будет смеяться.
    — Животики надорвут! — вступал Володька. — А у нас, заметьте, ещё и учёная собака есть. Наш Филимон специально на кабанов натренированный!
    Тут уж дядя Арчил окончательно выходил из себя:
    — А ну брысь отсюда! Я не знаю, что я сейчас с вами сделаю! Я за себя уже не ручаюсь! Мне ещё не хватало с вашим Филимоном, с этой дворняжкой связаться!
    Володьке и Таиру становилось обидно за Филимона, и они понуро плелись прочь.
    Но не такие они были люди, чтобы отказаться от своего заветного желания.
    Сознание того, что человек собрался охотиться на кабана, а их не берёт, было непереносимо! И они начали правильную осаду.
    После школы все другие мальчишки и девчонки отправлялись ловить рыбу, играть в пятнашки и чижа, собирать орехи в лесу, а Володька и Таир, как на работу, шли к парикмахерской, усаживались на крылечко и начинали беседовать.
    — Ты представляешь, Володька, — начинал громко Таир, — это ужас какой-то, что может случиться с неопытным человеком на охоте! Да если ещё зверь такой опасный. Клыки — во! Щетина — во! Жуть, подумать страшно!
    — Ещё бы! — отвечал Володька замогильным голосом. — Я как вспомню ту историю, так просто волосы дыбом встают!
    — А у меня?! До сих пор дрожь пробирает! — Таир зябко передёргивал плечами.
    В это время дня клиентов обычно не было вовсе, и дядя Арчил, наточив свои бритвы и подметя парикмахерскую, начинал любовно чистить ружьё. Мальчишки делали вид, что не обращают ни на дядю Арчила, ни на его ружьё никакого внимания.
    Просто сидят и беседуют два старых приятеля, заядлых охотника. Они понижали голоса до шёпота, и только время от времени кто-нибудь из них громко спрашивал: «А помнишь?!» — а другой устало пожимал плечами: «Спрашиваешь! Такую историю невозможно забыть! Это на всю жизнь!»
    — Какую такую историю?! — не выдерживал дядя Арчил. — Что вы ещё выдумываете?! Что вы от меня хотите, несчастные?! Всё равно не возьму! Не детское это дело!
    — Да вы не волнуйтесь, дядя Арчил, — отвечал Володька таким приторным голосом, что самому становится тошно. — Мы просто так разговариваем. Вспоминаем, понимаете, кое-что из прошлых приключений. Вы ведь не охотник. Вы ведь нас понять не можете!
    — Я не охотник?! — дядя Арчил потрясал ружьём. —А вы, значит, охотники? А где ваши ружья, охотники? Моё — вот оно! Да мне и ружья не надо. Если человек смелый, как орёл, он и без ружья любого кабана!.. — Дядя Арчил распалялся, воинственная кровь предков вскипала в нём. — Что такое кабан? Кабан — это просто свинья, только пока ещё дикая. Да я с одной вот этой бритвой против него могу выйти! Да я...
    — Вы что, его брить собираетесь, дядя Арчил? — невинно спрашивал Таир.
    Дядя Арчил останавливался, как конь, налетевший на препятствие.
    — Ах так! — зловеще говорил он. — Смеяться! Вон с моего крыльца, паршивцы! Чтоб ноги вашей не было. Уже хотел взять — теперь нет, ни за что! Ни за что!
    Короче говоря, как вам уже, наверное, стало ясно, Володька и Таир уговорили дядю Арчила взять их с собой на охоту, стрелять очень дикого кабана.
    Боже мой, что тут началось!
    Таирова мама кричала, что отпустит сына только через свой труп. Таиров папа хохотал и говорил, что последнего кабана убил лично он семнадцать лет тому назад.
    Хорошо ещё, что Володькина мама была в командировке, а отец в море.
    Правда, бабушка крепко напугала Володьку. Она решительно заявила, что тоже отправится на охоту, но когда узнала, что придётся ехать километров пятнадцать на велосипеде, от намерения своего отказалась.

    И вот великий день наконец настал. Все препятствия были позади, а впереди трёх отважных мужчин ждали охотничьи подвиги.
    Было раннее воскресное утро.
    О, что это было за утро! Сколько замечательного, сколько великолепной красоты не видят люди из-за своей глупой привычки спать по утрам, как сурки! Ну сколько восходов солнца встречает за свою жизнь человек? Много? Неправда! Раз, два — и обчёлся! Он их просто просыпает. Самым бессовестным образом!
    Тугой ветер бил в лицо, ноги упруго нажимали на педали, справа в предутреннем тумане синело море, а в нём плавал горячий бок солнца.
    — Чтоб мне лопнуть, если ещё хоть один восход просплю! — орал Володька Таиру. — Всегда теперь рано вставать буду!
    — И я! — орал Таир. — Ух, красотища!
    А дядя Арчил оборачивался, выглядывал из-за рюкзака и молча показывал большой палец. Но велосипед его тут же начинал вихлять, и ему приходилось срочно вцепляться в руль обеими руками.
    Усы дяди Арчила развевались на ветру, знаменитое ружьё висело поперёк груди на шее, как автомат, глаза азартно сверкали — вид у него был воинственный и счастливый.
    — Вперёд! — кричал он. — За мной! Мы ему покажем!
    Дорога вилась вдоль самого моря. Солнце подцветило багровым цветом низкий туман над водой, и он вдруг стал на мгновение тоже багровым, и показалось, что море до краёв налито водой алого цвета, будто это была не вода, а виноградный сок. Длилось это совсем недолго. Солнце стремительно всплывало, поднялся ветерок, разогнал туман, и вновь всё вокруг стало пронзительно синим и зелёным. Потом дорога вильнула вдруг в сторону, пошла под уклон, и совсем неожиданно впереди открылось небольшое круглое озерцо, почти сплошь заболоченное и заросшее густым, изумрудного цвета камышом. За озером, неподалёку виднелись на откосе несколько глинобитных домиков.
    Охотники остановились... Из корзины, приспособленной к багажнику Володькиного велосипеда, выпрыгнул Филимон, с жизнерадостными воплями ринулся в камыши. И исчез.
    — Видали? — спросил Таир. — Филимон уже след взял!
    — Ха! — возбуждённо отозвался дядя Арчил. — Здесь этих кабанов такая прорва, дорогой, что даже такой лопоухий барбос, как ваш Филимон, может взять след.
    — Но-но! — обиделся Володька. — Вы ещё не знаете Филимона!
    — Ладно! Не будем об этом, кацо! — сказал дядя Арчил. — Мы приехали на охоту. Нас трое, а ружьё одно, так я говорю?
    — Одно, — печально отозвались Таир и Володька.
    — И кстати, это одно ружьё — моё! — Дядя Арчил торжественно поднял палец. — Но я справедливый человек! Будем тянуть жребий — кому убивать первого кабана. Вот смотрите — беру три спички, отламываю у одной головку, зажимаю в руке. Теперь тяните; кто вытащит обломанную, тот первый. Начинай, Таирка!
    Таир долго колебался, потом решительно потянул спичку и запрыгал от радости — спичка была с обломанным концом. Лица Володьки и дяди Арчила вытянулись.
    — Скорей давайте ружьё, — заторопился Таир, — я его сейчас заряжу.
    Дядя Арчил снял с шеи ружьё, вынул из патронташа два патрона.
    — Его, чёрта, пулей надо бить, жаканом, — сказал он. — Чтоб наповал. Держи, Таирка. Заряжай! Дорога каждая минута!
    В камышах что-то зашуршало, там явно ходил какой-то крупный зверь и шумно вздыхал.
    Таир, как и Володька, в жизни не держал в руках ружья, но видел, что его надо переламывать, чтобы зарядить. Он стал судорожно дёргать его, вертеть в руках, об колено даже попробовал ломать — ничего не получалось. Таир густо покраснел и беспомощно оглянулся на Володьку. Тот в ответ только пожал плечами.
    Таир снова с остервенением задёргал двустволку. Он был в отчаянии. А в камышах шуршало всё ближе. Кто-то ломился прямо на них.
    Дядя Арчил, покручивая ус, с интересом наблюдал, что же будет дальше. А когда Таир зачем-то подул в дуло, так что оно мяукнуло каким-то хриплым мявом, дядя Арчил расхохотался. Он отобрал у Таира ружьё, чем-то там щёлкнул, легко переломил, вогнал в стволы две медные гильзы и снова отдал.
    При этом он очень ехидно сказал:
    — Пять кабанов стрелял. Тигер не стрелял? Бегамот не стрелял? Жакан из ствола летит. Из приклада не стреляй, пожалуйста, дорогой. На курки нажимать знаешь как?
    — Знаю я, — мрачно ответил Таир, — волнуется человек, непонятно, да?
    — Просто у него ружья другой системы раньше были, — заявил Володька.
    Такая наглость озадачила дядю Арчила. Он начал медленно багроветь, и стало ясно, что на этом охота для Таира и Володьки сейчас окончится. Но в этот самый миг раздался заливистый, визгливый лай Филимона, плотная стена голенастого камыша качнулась, и впереди мелькнуло что-то большое, рыжее и страшное.
    Таир поспешно вскинул ружьё и бабахнул сразу из двух стволов.
    Приклад сильно толкнул его в плечо. На миг он оглох, а когда пришёл в себя, то увидел бегущую от крайнего глинобитного домика старуху. Она проворно нырнула в густые камыши и через некоторое время выскочила оттуда, потрясая над головой жилистыми кулаками. В одном из них было зажато что-то жёлтое со странной метёлкой на конце.
    Старуха, похожая на бабу-ягу — загорелая, худая и крючконосая,— сыпала странными проклятьями на невероятной смеси русского, азербайджанского и ещё какого-то неизвестного языка.
    Бабка ругалась, Филимон прыгал вокруг неё и восторженно лаял. Дядя Арчил озадаченно хмурился, а Таир и Володька, ничего не понимая, растерянно переглядывались.
    Бабка вынеслась на охотников из камышей, как вихрь. Страшное было зрелище... Дядя Арчил подхватил свой велосипед и помчался к дороге. Таир и Володька застыли на секунду и бросились вслед за ним.
    Вдруг переднее колесо Володькиного велосипеда налетело на кочку, седло лягнуло его и выбросило на землю. Перед глазами мелькнула бледно-зелёная стена камыша, и он с громким чавканьем приземлился спиной во мшистое болото.
    Баба-яга настигала. Она кричала слишком много слов, понять её было нелегко. Сквозь восточные проклятья перепуганный Володька разобрал несколько слов:
    — Изуродовали!! Отстрелили!! Хулиганы!!
    Она подбежала поближе, и он всё понял.
    В руках она держала коровий хвост. Хвост, отстреленный одним-единственным залпом из двустволки.