А потом была республиканская учительская конференция — и целых три дня не было занятий. Володька и Таир уехали в горы и целыми днями пропадали на речке.
     Речка была с придурью. Это об её характере. А со стороны поглядеть — красивая речка, замысловатая такая, извилистая — течёт, петляет, журчит на перекатах, в бочажках замирает, кружит неторопливо палые листья.
     А с обеих сторон берега — будто кто ножом суетливо вырубил — крутые, обрывистые и все в частых узеньких ступеньках. Страшновато и удивительно увидеть вдруг высоко над собой клочья высохших добела водорослей и среди них — чёткий, будто нарисованный, скелет рыбёшки или растопыренные в предсмертной тоске рачьи клешни.
     И странно представить, что этот мелкий, по колено, ручей с тёплой, шелковистой водой может подскочить вдруг до такой высоты и реветь, и выдёргивать здоровенные деревья, словно гнилые зубы, и выпиливать в каменистых берегах ступеньки. А именно это и происходит каждую весну, когда начинают таять в горах снега.
     Таир и Володька знали всё это по рассказам, но явственно представить себе не могли, потому что сейчас, в середине октября, речка была смирна и добродушна. Они уходили далеко от села к водокачке, спускались, держась рукой за всасывающую трубу, к воде, и речка несла их вниз. Надо было просто лечь на живот и страховать себя ладонями, потому что речка на перекатах настолько мелела, что тащила тебя волоком по шершавым голышам. Потом она снова углублялась, и там можно было нырнуть. Течение тащило тебя, а ты таращился в воде раскрытыми глазами, и голыши на дне сливались в серую ленту. Вода в этой речке была хрустально чиста, ила не было — течение уносило его вниз к морю.
     Село наверху было большое. Поля его раскинулись по всей долине. Росли на них чай и цитрусовые растения — мандарины, лимоны и грейпфруты. Таир и Володька приехали сюда к Таировым родственникам. Здесь было здорово — тут тебе и горы, и чистый воздух, и козье молоко, но мальчишки тосковали по друзьям своим, по морю и целыми днями не вылезали из речки.
     В тот день, когда произошла эта история, они решили спуститься вниз по течению как можно дальше.
     Таир насовал лепёшек и сыру в полиэтиленовый мешочек, крепко завязал его, чтобы вода не проникла внутрь, Володька привязал мешочек леской к руке, и они отправились в долгое своё путешествие. Речка подхватила их и понесла.
     Но уже через несколько сот метров экспедиция была прервана. Таир вдруг остановился, вскочил на ноги и прошептал:
     — Гляди, Володька, ты видишь?
     — Что?
     — Ты видишь эти разноцветные пятна?
     — Ну и что?
     — Балда, это же нефть где-то сочится!
     Действительно, на поверхности речки радужно переливались длинные пятна.
     Таир даже подпрыгивать начал от возбуждения; вода журчала, обтекая его колена, и пятна дробились, сворачивались в тонкие жгуты, но переливались ещё ярче.
     — Ну-ка, ну-ка, — говорил Таир и шевелил ноздрями, как пограничная собака, — поглядим, посмотрим... — Он стал на колени, понюхал воду, потом зачем-то лизнул её. Затем вскочил так стремительно, что Володька даже отпрянул.
     — Ты понял?! — заорал Таир.
     Глаза его как-то по-сумасшедшему сверкали.
     — Чего понял? — Володька на всякий случай отодвинулся подальше.
     Таир поманил его, зачем-то оглянулся по сторонам, хотя вокруг ни одной живой души не было, если не считать рыб, и прошептал:
     — Ме-сто-рож-де-ние!
     — Где? —испугался Володька.
     Таир поднял палец, помотал его перед Володькиным носом:
     — Тс-с-с! Здесь! Где-то! Рядом! Нефть! У-у! Ме-сто-рож- де-ние!
     — Ну да?! — Володька тоже почему-то стал озираться.
     — Точно! Раньше плыли — не было? Не было. Теперь есть? Есть! Откуда? — Таир обжигал азартным шёпотом Володькино ухо. — Искать надо! По течению пойдём, вверх. Найдём. У-у! Что будет!
     — А что?
     Володька тоже стал перебирать ногами на месте от нетерпения.
     — Что! Чудак! Месторождение ведь! Нефть! Польза какая! Чёрное золото! Что! Он ещё спрашивает! С Луны упал, да?
     — Сам с Луны упал, — машинально ответил Володька. — Надо в село бежать. Расскажем.
     — Тс-с-с! Эх ты! Сами найдём! Представляешь? Ищут, бурят, а тут мы сами! Геройский поступок! Юные разведчики недр! Чёрное золото! Подарок любимой Родине! В «Пионерской правде» вот такой портрет! — Таир попилил ладонью свой пуп.
     — Ну да?! Вот такой? — Володька тоже попилил.
     — Это что! В телевизоре покажут! Точно! По радио! Обалдеют все! Чёрное золото.
     — Бежим!
     — Куда?
     — Расскажем! Приведём! В «Пионерке», говоришь?
     — Ну!
     — Родька лопнет от зависти. Ха! Все лопнут! Чёрное золото! Бежим скорее.
     — Да погоди ты! Бежим, бежим. Найти сперва надо.
     — А как?
     — Вверх по течению пойдём. И на пятна глядеть станем.
     — Пошли!

     Идти пришлось недолго. Метрах в пятидесяти вверх по речке, у самого берега между голышами, чётко различались маслянистые темноватые пузырьки. Они медленно всплывали со дна, стремительно растекались по поверхности мерцающими разноцветными пятнами.
     Ещё не веря в неслыханную удачу, Таир и Володька ошеломлённо переглянулись и, не сговариваясь, бросились бежать в село.
     Вздымая мелкую белёсую пыль, тревожа своими восторженными воплями разомлевших от жары мохнатых деревенских псов, они пронеслись по главной улице к правлению колхоза. Всё работоспособное население было в поле, шла уборка чая.
     Когда Володька и Таир, запыхавшиеся, окружённые десятком неистово лаявших собак, подбежали к правлению, то увидели на дверях здоровенный висячий замок.
     Помимо собак их сопровождали несколько местных мальчишек и девчонок.
     Володька и Таир заметались перед крыльцом. Они оглянулись и тут заметили в тени под развесистой чинарой стариков. Аксакалы сидели неподвижно и задумчиво глядели на облако пыли, в котором метались Володька, Таир, мальчишки, девчонки и собаки. Самый главный аксакал был самый задумчивый и длиннобородый.
     Когда орущее, лающее пылевое облако подкатило к чинаре, главный аксакал медленно поднял тяжёлые веки и погладил узкую белую бороду.
     — Месторождение! — орал Таир. — Булькает!
     — Чёрное золото! — орал Володька. — Там! Скорей!
     — Гав! Гав! Р-р-тяв! — лаяли собаки.
     — Ура! — кричали местные мальчишки.
     — Говори, — тихо приказал главный аксакал, и все мгновенно умолкли.
     Только Таир быстро-быстро, захлёбываясь гортанными звуками, заговорил по-азербайджански.
     И Володька даже не удивился тому, что всё понимает.
     От нетерпения он подпрыгивал и всё пытался вставить словечко, но ему никак не удавалось вклиниться в стремительную россыпь Таировых слов.
     Ему казалось, что старики заснули. Они прикрыли тёмными веками глаза и застыли, только толстые папиросы дымились в узловатых руках.
     Таир замолк, и наступила напряжённая тишина.
     Вдруг все мальчишки, и все девчонки, и все собаки отпрыгнули назад, потому что главный аксакал неожиданно вскочил как совсем молодой человек и выкрикнул какие-то клекочущие слова. Глаза его сверкали.
     — Гав! Гав! Р-р-тяв! — залились собаки.
     — Ура! — завопили мальчишки и девчонки.
     — Месторождение! — закричал Таир.
     — Чёрное золото! — заорал Володька.
     — Лопаты! — приказал главный аксакал. — Мотыги! Лом!
     Все побежали за инструментами, а один не очень старый старик с деревянной ногой проковылял за угол дома и тут же стремительно прикатил на открытой трёхколёсной коляске.
     А ещё один аксакал приехал на телеге, запряжённой мохнатым бодрым коньком с бельмом на правом глазу.
     С ломами, лопатами и мотыгами погрузились в эти два транспортных средства и в сопровождении восторженных псов, с которых давно уже слетела сонная одурь, помчались к месторождению. Впереди пылила инвалидная коляска, оттуда высовывался Таир и кричал Володьке, который трясся в телеге:
     — «Пионерская правда»! Во!
     Он очерчивал пальцем вокруг лица рамочку.
     — Телевизор! — кричал Володька. — Во! — Он рисовал на груди медаль. — Родька! От зависти! Кх! — Он приставлял палец к виску.
     Оба заливались счастливым смехом, а главный аксакал настёгивал кизиловым прутом конька, и глаза его горели неукротимым огнём.
     Приехали к речке. Все бросились, отталкивая друг друга, к месторождению. Сзади неторопливо шёл самый старый человек с киркой и с белой бородой. Он шёл молча. Все вдруг засмущались, притихли и расступились. Главный аксакал внимательно оглядел булькающее место, улыбнулся и ударил киркой.
     Тугим фонтанчиком выплеснулась маслянистая жидкость.
     — Ур-ра! — закричали все.
     — Р-р-тяв! — поддержали собаки.
     Ещё раз ударил аксакал. Ещё!
     Он отошёл. Заработали лопаты. И вдруг горестно и тихо ахнул Таир.
     И наступила такая тишина, что стало жутковато.
     Володька протиснулся вперёд и увидел проржавелый, рыжий бок железной бочки. Её полностью замыло гравием и песком, а в самой середине откопанного куска чернела рваная дыра, пробитая киркой главного аксакала.
     — Солярка! — тихо сказал старик. — Половодье! Водокачка! Движок!
     Больше он ничего не сказал, но так поглядел на Володьку и Таира, что те съёжились и им очень захотелось стать маленькими рыбками, чтобы — нырь! — и уплыть с глаз долой.
     Все отвернулись и молча полезли по откосу к транспортным средствам. Даже собаки ушли. И тоже молча. Только хвосты их выражали презрение.
     — «Пионерская правда»! — сказал Таир. — Во! — Он попилил свой живот ладонью около пупа.
     — Телевизор! — сказал Володька. — Месторождение!
     — Родьке — ни-ни! — предупредил Таир.
     — Могила! — ответил Володька.
     В это время зашуршала галька на тропинке. Вниз спускался самый старый аксакал. Он стоял перед ребятами, отдувался, внимательно разглядывал их. Мальчишки совсем сникли.
     Старик неожиданно улыбнулся.

     — Молодцы! — сказал он. — Речка сейчас совсем маленькая, рыбе плохо, тесно. Солярка для неё отрава. Малькам — смерть. Сегодня же эту бочку вытащим. Молодцы!
     Он повернулся и, опираясь на свой кизиловый посох, кряхтя, полез вверх по тропинке.