На следующий день с раннего утра у кассы цирка толпился народ. Володька, Таир и Родька из кожи вон лезли, чтобы заработать себе контрамарки. Они граблями разрыхляли манеж, сметали жёсткими метёлочками пыль с алого бархата барьера, с усердием чистили скребниками ишачка-артиста, таскали какие-то верёвки и всё время старались попасться на глаза директору.
     — Вижу, вижу, всё вижу, — сказал наконец директор и вручил им шесть контрамарок, — можете девочек пригласить! Или дружков.
     Всё шло по плану. Но самое трудное было впереди.
     Тянули жребий. Спички держал Родька. Потянул Таир — длинная. Володька — тоже длинная.
     — Ура! — заорал Родька и швырнул третью спичку в сторону.
     Таир внимательно поглядел на Родьку, присел, пошарил в траве, нашёл спичку. Длинная.
     — Ты что же это делаешь? Жульничаешь? — зловеще спросил Таир.
     И тут Родька улыбнулся так добродушно и открыто, что Таир невольно улыбнулся в ответ.
     — Понимаете, ребята, уж очень хотелось самому этого клоуна проучить, — с обезоруживающим нахальством проговорил Родька. — Уж больно дядю Арчила жалко.
     Вот этой последней фразы ему говорить не стоило. Володька разозлился.
     — Видали мы вчера, как ты его жалел. В четыре пальца. Вот ты, оказывается, какой!
     — Какой?
     — А такой, — Володька пошевелил пальцами, — такой... извилистый человек.
     — Ладно. Хватит, — вмешался Таир. — От дальнейшей жеребьёвки мы тебя, Родька, отстраняем.
     Таир взял две спички, отломал у одной кусочек, зажал в кулаке.
     — Тяни, Володька, — сказал он.
     — Володька потащил и вынул коротенькую спичку. Он поглядел на Таира, смущённо пожал плечами.
     — Всё честно, — сказал Таир. — Значит, ты сегодня выходишь на арену.
     — Везёт же некоторым, — пробормотал Родька.
     — Не надо было жульничать, — отрезал Таир.
     Вечером цирк был снова переполнен. Мальчишки сидели на том же месте, что и вчера, но почти не видели представления. Они ёрзали от нетерпения, они ждали выхода клоуна с ишачком.
     За полчаса до этого коронного номера Таир вскочил, пробрался к выходу и выскользнул из цирка.
     Володька изо всех сил сжимал кулаки, его колотила нервная дрожь.
     «Успеет или не успеет? Успеет или не успеет?» — беззвучно шептал он.
     — Успеет! Должен успеть! — подбадривал его Родька.
     Вот окончился предпоследний номер, вот сейчас выйдет клоун...
     «Не успеет!» — прошептал Володька, и в это время запыхавшийся Таир плюхнулся рядом.
     — В порядке! — выдохнул он.
     Володька вымученно улыбнулся и ещё сильнее сжал кулаки, ногти впились в ладони.
     — Боишься? — спросил Таир.
     — А ты думал! Вот сколько народу — и все глядеть будут, — честно ответил Володька.
     — Давай я выйду, если дрейфишь, — предложил Родька.
     — Ещё чего! Волнуюсь я, понял?
     — Ты только не тяни! А то выскочит какой-нибудь чудик и всё испортит, — прошептал Таир.
     Вышел клоун, втащил за собой упирающегося ишачка, поправил ему залихватскую соломенную шляпу, вынул будильник, коробку конфет и прокричал слово в слово то же самое, что и вчера.
     Ряду этак в десятом поднялся здоровенный парень, стал пробираться к манежу.
     Володька испуганно вскочил, и ноги сами собой вынесли его на арену.
     Он даже не предполагал, как это страшно — очутиться одному в освещённом круге. Лиц зрителей не видно, и кажется, там, в темноте, шевелится кто-то огромный, глазастый, а ты будто голый стоишь перед сотнями глаз.
     — Вот смелый молодой человек! Вот отважный джигит! — закричал клоун. — Прошу садиться! Самый смирный из ослов ждёт вас! Минута! Всего одна минута — и конфеты ваши.
     Володька напряжённо вглядывался в ряды зрителей. Где- то там сидели Таир и Родька, Ленка Бородулина, Мамед по прозвищу Очевидец и ещё десятки знакомых людей. Но прожектора ослепляли, и Володька никого не увидел.
     Клоун потянул его за рукав.
     — Давай, давай, мальчик, не бойся, — прошептал он, а вслух закричал: — Смертельный номер! Джигитовка на осле. Маэстро!
     Он протянул руки к оркестру, и там сухо и тревожно затрещал барабан.
     Медленно, как в тягучем, вязком сне, Володька подошёл к ишачку, неуклюже взгромоздился на него и почувствовал, что тот дрожит. Ослик тоже нервничал и боялся.
     Как сквозь вату доносился голос клоуна:
     — Тридцать секунд!.. Сорок!.. Ой, пропали мои конфеты! Пятьдесят! Ой, моя голова! Пятьдесят пять!
     Ослик стоял неподвижно и мелко кивал головой. Клоун запнулся, с изумлением уставился на Володьку.
     — Пятьдесят шесть! — завопил кто-то, и Володька узнал Родькин голос.
     — Пятьдесят семь, — машинально продолжил клоун.
     — Пятьдесят восемь! — надрывался Родька.
     — Минута... — растерянно и негромко пробормотал клоун.
     Но в цирке стояла такая тишина, что все услышали.
     — Ну и дела, — прошептал клоун, и Володьке стало вдруг жаль его.
     Но, видно, клоун был не только отличным артистом, но и настоящим мужчиной. Он взял себя в руки, и голос его прозвучал весело и звонко:
     — Гр-р-рандиозно! Этот мальчик прирождённый дрессировщик! Уж если он мог укротить этого серого лопоухого хищника, ему никакие львы и крокодилы не страшны!!!
     Зрители добродушно посмеивались. Володька слез с ослика. Клоун подошёл и протянул коробку конфет. Но Володька, неожиданно для зрителей, да и для себя тоже, попятился и спрятал руки за спину.
     — Бери, бери, разбойник, — тихо проговорил клоун, — ишь чудо-юдо! Заболел, наверное, мой серый.
     Клоун шутливо замахнулся на Володьку.
     Очевидно, издали его раскрашенное лицо казалось весёлым, но Володька видел, что глаза клоуна были печальны и озабоченны. Он почти насильно сунул коробку Володьке и поволок ослика за кулисы. Представление окончилось.
     Таир и Родька шумно веселились, какие-то незнакомые люди поздравляли Володьку, хлопали его по плечам, но он молча и сосредоточенно пробирался к выходу.
     — Ты чего? — спросил тревожно Таир.
     — Ничего. Конфеты надо отдать. Это нечестно. Клоун думает, что осёл заболел. Он тревожится. Сейчас пойду и отдам.
     — Сдурел! — возмутился Родька.
     — Сам сдурел, — огрызнулся Володька.
     Они уже вышли из шатра шапито, когда услыхали пронзительные вопли. Двое мальчишек, сцепившись, катались на земле.
     Один из них был в знакомом джинсовом костюме с фальшивыми латками, а второй... Вторым был тот самый щекастый пижон, над которым мальчишки подшутили на пляже.
     Он оседлал обладателя роскошного костюма, тряс его и вопил:
     — Отдай, отдай! Вор! Ворюга! Это мой! Мой костюм!
     И по щекам его текли слёзы, а лицо было перекошено от злости.
     — Псих сумасшедший! — отбивался осёдланный мальчишка. — Слезь с меня немедленно! Я тебе дам за «ворюгу»! Ненормальный!
     Раздвинув толпу, появился милиционер, легко приподнял мальчишек за шиворот, встряхнул и поставил на ноги.
     — Хулиганите? — деловито спросил он. — Вы что это тут за цирк после цирка устроили?
     Черноволосый мальчишка попытался объяснить:
     — Вот этот сумасшедший, первый раз его вижу, набросился сзади ни за что ни про что!
     — Ах, ни за что! Ни про что! — взревел щекастый. — Это чей костюм? — Он ткнул пальцем в грудь противника.
     — Как чей? Мой!
     — Нет, мой! Ты его украл! На пляже украл, пока я плавал!
     Черноволосый так рванулся к обидчику, что милиционер с трудом удержал его.
     — Слыхали? Я же говорил — ненормальный он!
     -- Ладно, — сказал милиционер, — разберёмся. Ношли.
     И повёл мальчишек в милицию. Володька и Гаир растерянно переглянулись, поискали глазами Родьку. Но Родька исчез.
     — Да-а! — протянул Таир. — Не нравится мне всё это. Очень не нравится. Надо срочно найти Родьку, пусть объяснит.
     — Ладно, никуда Родька не денется, — завтра в школе поговорим. Тут какая-то ошибка или...
     — Вот именно — или, — мрачно проворчал Таир.
     — Нет, Таирка, быть такого не может. Я знаю, о чём ты думаешь. Не верю. Пойдём скорее, клоуна повидаем! А с Родькой потом.
     Таир и Володька шагнули в сторону от ярко освещённого входа в цирк и сразу окунулись в непроглядную темень. Только тускло светились слабые лампочки над крылечками домиков-вагончиков. Мальчики осторожно подошли к одному из них и увидели клоуна. Он стоял рядом с осликом, гладил его, цело¬вал тёплую замшевую морду и горестно бормотал:
     — Ну, что же ты, Серёжа, Серенький мой! Заболел? Что же с тобой случилось, милый? Эх, такой номер пропал! Сколько мы с тобой работали, и всё прахом. Заболел ты, бедняга!
     — Да не заболел он, не беспокойтесь, — проговорил Володька и шагнул из темноты в жёлтый круг света.
     — А, это ты, джигит? — вяло удивился клоун. — Вкусные конфеты?
     — Не знаю, не пробовал, — ответил Володька. — Я их обратно принёс.
     — Нет уж! Заработал честно — ешь! Просто Серый заболел!
     — Никакой это не Серый! И заработал я нечестно. Этого осла Чако зовут! — закричал Володька.
     — И-а! И-а! — трубно подтвердил Чако.
     И тут же из темноты, будто эхо, раздалось:
     — И-а! И-а! И-а!
     И появился Таир. За ним бодро трусил артист Серёжа, Серенький, двойник ишачка-трудяги Чако.
     Ослики стали рядом, Володька снял с Чако соломенную шляпу, а клоун зажмурился и яростно затряс головой.
     — Двоится! — прошептал он и открыл глаза.
     Серый потянулся к клоуну, лизнул его шершавым языком в шею. Чако затрусил к Таиру.
     — Погодите, погодите! — клоун хлопнул себя по лбу. — Вы что ж это, черти полосатые, вы, значит, моего Серого подменили?!
     — Подменили, — сказал Таир.
     — Конфет захотелось?
     — Вот ваши конфеты. Забирайте, — ответил Володька.
     — Ничего не понимаю! — воскликнул клоун.
     Он был так счастлив встречей с Серым, что готов был простить всех мальчишек на свете.
     — Для чего ж вы это всё проделали? — спросил он.
     —- Дядю Арчила было жалко, — ответил Таир.
     — Какого ещё дядю? Не знаю никакого Арчила!
     — А кого ваш Серый вчера сбрасывал? Над кем все смеялись? Не знаете! Он же вам сам сказал, мы слышали. «Я, — говорит, — Арчил Коберидзе». А он наш друг. Ему обидно.
     — Но ведь это же шутка! Это старый цирковой трюк! Ребёнку понятно, — закричал клоун.
     — Нам-то понятно. — Таир грустно улыбнулся. — А дяде Арчилу обидно. Он целый день никого брить не мог. У него от обиды рука дрожала.
     — Да-a! Дела! — клоун задумался. — Значит, он парикмахер? Ладно! Завтра же пойду к нему и извинюсь. Видно, это хороший человек, если у него такие верные друзья.
     — Только вы поосторожнее, — предупредил Володька, — вы сперва извинитесь, а потом уж брейтесь. Дядя Арчил ужас какой горячий человек. Забирайте конфеты. Нам домой пора.
     — Нет уж, — твёрдо сказал клоун, — вы их заработали честно. И многому меня научили. Может быть, и нора уже менять старые трюки. Особенно если из-за них хорошим людям — обида.